Российская политика в региональном контексте
Главной проблемой российской политики в Восточной Азии на уровне теории со времени «перестройки» было и остается отсутствие ясного для нас самих и принимаемого нашими партнерами представления о том, какую именно позитивную функцию могла бы выполнять Россия в пост-конфронтационной региональной среде.
Все, сделанное дипломатией «нового политического мышления», сводилось в основном к отказу от того, что после 1986 г. (владивостокская речь М.С.Горбачева) стало пониматься под «деструктивной ролью», выпадавшей на долю Советского Союза в предшествовавшие десятилетия. Конструктивная часть концепции тихоокеанской политики, которая носила бы комплексный характер, по-видимому, у российского правительства и не сложилась, а дипломатия по-прежнему, скорее, реагирует на события, чем бывает в состоянии играть на их опережение.
В отсутствие официальной тихоокеанской доктрины исследователями предпринимались попытки на основании анализа практических шагов Российской Федерации выявить закономерности, проследить логику мотиваций и таким образом «реконструировать» снизу то, что в США и других странах обычно четко формулируется «сверху».
Так, в статьях, опубликованных в зарубежной научной печати, было высказано предположение о том, что тихоокеанская политика М.С.Горбачева фактически строилась на базе «концепции компенсирующих возможностей», а смысл линии Б.Н.Ельцина может быть описан как доктрина «рационального сжатия».
При этом в первом случае имелось в виду настойчивое, но романтическое желание СССР сократить свое военное присутствие в АТР, компенсировав его наращиванием экономического и политического, а во втором – стремление сделать обвальный начавшийся «уход» России из региона, по крайней мере, управляемым, придав ему вид целенаправленного свертывания сферы ответственности.
Тот почти курьезный факт, что обе публикации о доктринальных основах российской политики не смогли пройти в русской печати и вышли в свет за границей, косвенно свидетельствует, как минимум, о замешательстве как официальных российских кругов, так и средств массовой информации в связи с потребностью оценить, так сказать, макро-смысл политики Москвы на Тихом океане.
Впрочем, реактивность политики – это не уникальная черта российской дипломатии. Ничуть ни в меньшей степени она свойственна и американской – с той лишь существенной разницей, что США в целом сохраняют свои позиции в регионе и могут позволить себе промедление, а Россия свои позиции теряет и в этом смысле острее нуждается в ясных ориентирах. Для их определения важно понять, чего в регионе стоит опасаться в первую очередь.