Дипломатия «Долгого парламента»
Политика английской революции на первых порах, пока решалась борьба между королем и парламентом, между феодализмом и капитализмом, носила печать полного безучастия к тому, что делалось в Европе.
Флот, связанный интересами буржуазии и торговли, с самого начала стал на сторону парламента и революции. Началась дипломатия «Долгого парламента».
Это обеспечило революцию от континентальной интервенции в пользу короля и феодального порядка.
Впрочем, континентальные монархии плохо разбирались в значении английских событий и были мало обеспокоены тем, что происходило в Англии. Они не боялись революции, потому что чувствовали себя в полном расцвете сил и не понимали, что это революция.
Поэтому гражданская война в Англии и могла протекать без помехи. Все попытки Карла I заручиться французской помощью остались тщетными. Они способствовали лишь его окончательной дискредитации, после того как дипломатическая переписка короля в битве при Незби 1645 года, решившей исход борьбы, попала в руки парламентской армии.
Дипломатия «Долгого парламента». Победивший класс, новое дворянство и буржуазия, захватив власть в свои руки и произведя в свою пользу перераспределение богатств, жаждал установления прочного порядка и восстановления нормальных торговых и дипломатических отношений с державами континента.
Люди «денежного мешка», нажившиеся от распродажи имущества и земель «врагов революции», на откупах, акцизах и на государственных займах, готовы были броситься на завоевание европейского рынка с тем же пылом, с каким они отстаивали «дело божье», свою буржуазную революцию от врагов справа и слева.
Определялась программа борьбы с главными морскими противниками и торговыми соперниками Англии — Голландией, Испанией и Францией.
Пуританские фанатики призывали республику к беспощадной борьбе с Голландией. «Бог, — говорил один из них, — предал Голландию англичанам, туда должны направиться праведники, туда итти и низвергнуть с трона вавилонскую блудницу, чтобы основать на континенте царство Христово».
Впрочем, ставшие у власти «люди божьи», при всем своем религиозном увлечении, никогда не забывали о своих земных интересах.
Их трезвость и реализм дали повод шведской королеве Христине сказать английскому послу в Швеции Уайтлоку: «Вы, англичане, притворщики и лицемеры. Я не говорю о вашем генерале Кромвеле, ни о вас самих, но, мне кажется, в Англии много таких людей, которые, надеясь извлечь из того выгоду, выказывают больше святости, чем имеют ее в душе».
В конце 40-х и начале 50-х годов внешняя политика и дипломатия английской революции находились в ведении парламента. Дипломатия «Долгого парламента».
После разгона его «охвостья», в 1653 году, она целиком сосредоточилась в руках самого Кромвеля.
Основной задачей английской дипломатии на первых порах было восстановление нормальных дипломатических и торговых сношений с державами континента.
Дипломатические агенты этих держав в большинстве случаев продолжали жить в Лондоне, но воздерживались от сношений с новым правительством, не имея новых верительных грамот от своих государей, которые не спешили признать республику.
Известно, что французское правительство опоздало сделать представление в пользу приговоренного к смерти короля Карла I, а французский посол в Лондоне Бельевр даже не попросил с ним свидания. Его поведение тем не менее было впоследствии оправдано в королевском совете.
Наиболее снисходительным к республике оказалось самое нетерпимое из всех правительств — испанское.
Испанский посол в Лондоне дон Алонсо Карденья, хотя и не получил новых верительных грамот, был тем не менее уполномочен войти в тайные сношения с республиканским правительством.
Он и сделал это с большим искусством.
Причиной было желание Испании предупредить свою исконную соперницу Францию и насолить при помощи англичан недавно отложившимся от Испании португальцам в 1640 году.
Последние находились в самых дурных отношениях с Англией из-за помощи, оказанной Португалией английским королевским корсарам, которые грабили английские республиканские торговые суда.
Англо-французские отношения около этого времени стали портиться.
Еще до казни короля Карла I Людовик XIV, считая, что Англия, занятая внутренней борьбой, окончательно обессилена, запретил ввоз во Францию английских шерстяных и шелковых изделий, это 1648 год.
В ответ на это английский парламент запретил ввоз французских вин.
Кардинал Мазарини, стоявший в то время у власти во Франции, старался добиться у Англии уступок в этом вопросе.
Но французского поверенного в делах в Англии, Крулле, постигла полная неудача.
Англичане ответили ему, что, «несмотря на прежнюю веру в короля, они легко обходятся без него. Так же легко обойдутся они и без французского вина».
Началась таможенная война. Дело дошло даже до обоюдного захвата торговых кораблей и до войны без формального ее объявления.
Карденья ловко использовал натянутые отношения между Францией и Англией и добился от мадридского двора новых верительных грамот в декабре 1650 года, уверяя своего короля, что он, как первый, признавший республику, сможет извлечь из этого признания великие выгоды.
Выгоды были, пожалуй, и невелики, но унижения своего врага и соперника — Франции — посол действительно добился.
В декабре 1650 года Карденья был принят парламентом в торжественном заседании и вручил ему свои грамоты, а Крулле в тот же день был арестован. Сохранилось описание торжественного приема парламентом испанского посла и собственноручное письмо Крулле к Мазарини, повествующее о его невзгодах.
Дипломатия «Долгого парламента». Три комиссара парламента, в числе которых был граф Солсбери, отправились за Карденьей в правительственных каретах.
Тридцать или сорок экипажей сопровождали Карденью, когда он ехал в парламент. В них сидели английские и испанские дворяне.
По пути его следования были выстроены два полка кавалерии, полк пехоты его конвоировал.
В парламенте послу было приготовлено особое кресло. Сев в него, Карденья предъявил спикеру свои верительные грамоты, написанные по-латыни, и произнес на испанском языке большую речь, в которой выразил удовольствие, что он первый от имени величайшего христианского государя признает эту палату верховной властью нации.
В тот самый час, когда парламент оказывал такие почести испанскому послу, в дом французского » поверенного в делах Крулле ломились солдаты. Сам Крулле был арестован и вскоре выслан из Англии. Дипломатия «Долгого парламента».
Как ни неприятны для французов были все эти события, Мазарини и его помощник Кольбер, оберегавший интересы французской буржуазии, принуждены были добиваться восстановления нормальных дипломатических отношений с Англией.
Французские коммерсанты, которых грабили английские корсары, толкали свое правительство на такое соглашение. В записке, составленной в 1650 года Кольбер писал королю, жалуясь на затруднения, испытываемые французской торговлей.
«С тех пор как по стечению неблагоприятных обстоятельств англичане ведут с нами войну… торговле нашей трудно поправиться, пока она будет страдать от мести англичан… Чтобы поправить торговлю, необходимы два условия: безопасность и свобода, а их можно достигнуть, лишь восстановив добрососедские отношения с Англией. Пункт, на котором англичане особенно настаивают, — заключал Кольбер, — есть признание их республики, в чем испанцы нас опередили. Можно опасаться еще более тесного союза вследствие действий испанского посла в Англии. Францию простят и бог и люди в том, что она вынуждена признать эту республику для предупреждения враждебных замыслов испанцев, творящих всевозможные несправедливости и готовых на всякие низости для того, чтобы нам вредить».
Сам кардинал готов был «решиться на низость», продать признание республики за приличное вознаграждение, иными словами, за союз с Англией против Испании.
Мазарини с тем большим рвением решил наладить отношения с Англией, что его враги, сторонники Фронды, непрочь были договориться с республикой, хотя и опасались, не будет ли это недостойно чести истинных католиков и добрых французов.
У самого Мазарини, поклонника силы и почитателя Макиавелли, таких сомнений не было.
Понимая, что в 1652 году фактически внешними делами ведал не парламент, а Кромвель, Мазарини вступил с ним в переговоры через посредников. Дипломатия «Долгого парламента».
Вскоре ему сообщили от имени Кромвеля, что республика требует только, чтобы король французский признал ее и немедленно назначил своего посла в Англию.
При этом подданным республики должно быть уплачено вознаграждение за потери, понесенные за время морского каперства.
В случае, если бы борьба Мазарини с Фрондой сложилась не в пользу кардинала, Кромвель любезно предлагал Мазарини убежище в Англии.
Эти условия были очень далеки от желаний кардинала. Но положение Мазарини и королевского двора час от часу становилось все более затруднительным.
Фрондирующие принцы соединили свои усилия с революционным движением в южнофранцузском городе Бордо, который мечтал в союзе с Английской республикой восстановить свои былые вольности.
Испанцы также прилагали все усилия, чтобы склонить англичан к союзу с ними. При таких условиях Мазарини не оставалось ничего другого, как согласиться на английские предложения.
В декабре 1652 года в Англию был отправлен интендант Пикардии де Бордо с письмом короля английскому парламенту.
В инструкции посланному предписывалось «не говорить ничего, могущего произвести разрыв или оскорбить англичан, дабы не дать им предлога объявить себя врагами французской короны.
Его величество находит, что в настоящее время пусть лучше англичане плавают по морям и разбойничают, нежели предпримут что-либо еще худшее, соединят свои силы с испанцами или возьмут под свое покровительство мятежников, — бордосцев».
Письмо французского короля было адресовано «нашим любезнейшим и великим друзьям, членам парламента Английской республики».
Однако парламент нашел это обращение недостаточно почтительным, и французам пришлось заменить прежнее обращение другим: «Парламенту Английской республики».
После этого Бордо было объявлено, что парламент готов его принять и выслушать, но так как он, г. Бордо, не является в собственном смысле послом, то ему аудиенция будет дана не в парламенте и не в государственном совете, а лишь в комитете, ведающем внешней политикой.
21 декабря 1652 года злополучный посланец французского короля произнес в комитете речь, в которой заявлял, что «союз, могущий существовать между двумя соседними государствами, не зависит от формы их правления.
Поэтому, если богу угодно было промыслом своим изменить бывшую прежде в этой стране форму правления, то это еще не вызывает необходимости перемен в торговых отношениях и взаимном согласии Франции и Англии.
Последняя могла изменить свой вид и из монархии сделаться республикой, но положение остается неизменным: народы остаются соседями и попрежнему заинтересованы друг в друге посредством торговли, а трактаты, существующие между нациями, обязательны не столько для государей, сколько для народов, потому что их главная цель — взаимная выгода».
В конце своей речи Бордо упомянул, что «его величество готов удовлетворить справедливые претензии английских судовладельцев, потерпевших от французского каперства».
Легко представить негодование бывшей королевы английской Генриэтты-Марии, когда она узнала о действиях Мазарини.
В письме к своему второму сыну, будущему королю английскому Якову II, она писала: «Сын мой, пишу тебе это письмо, чтобы известить тебя…, что отсюда отправили в Англию посла с признанием этих гнусных изменников, несмотря на все протесты, какие мы могли заявить. Признаюсь тебе, со времени моего великого несчастья, казни мужа, короля Карла I, я еще ничего подобного не испытывала!»
Окончательно договор с Францией был оформлен несколько позже, в 1655 году, после долгих проволочек, во время которых Кромвелю удалось, играя на франко-испанских противоречиях, получить от Франции еще ряд уступок.
Иначе обстояло дело с Голландией, самой могущественной морской и торговой державой Европы XVII века.
Голландцы были самыми опасными соперниками англичан повсюду, где встречались их корабли. Происки голландцев в Московском государстве привели к отмене тамошних торговых привилегий английских купцов.
Английское общественное мнение было за самую решительную политику по отношению к Голландской республике, — либо крепкий союз двух морских держав, почти слияние их в единое государство, либо борьба не на живот а на смерть с целью принудить Голландию признать английскую гегемонию на море. Отсюда резкие колебания английской дипломатии в отношениях к торговой республике. Начав самыми дружескими заявлениями, Англия кончила открытым разрывом.
В феврале 1651 года два чрезвычайных посла английского парламента, Сен-Джон и Страйкленд, были отправлены в Голландию.
Их сопровождали 40 джентльменов и около 200 слуг в качестве свиты.
В Гааге они были приняты с необыкновенной торжественностью депутацией Генеральных штатов, которую сопровождали 27 карет.
Но массы зрителей выражали скорее неудовольствие при виде англичан.
Во время дальнейшего пребывания английское посольство могло убедиться, что англичане не пользуются популярностью в этой стране.
Тем не менее во время торжественной аудиенции в Генеральных штатах семь комиссаров республики заявили английским послам, что Соединенные провинции предлагают свою дружбу Английской республике, и что они готовы не только возобновить и сохранить нерушимо добрые отношения, всегда существовавшие между английской нацией и ими, но и заключить с республикой трактат в видах общей пользы.
В ответ на это английские послы, поймав на слове представителей республики, заявили, что их предложения идут еще дальше.
«Мы предлагаем, — заявили они, — чтобы существовавшие в прежнее время дружба и добрые отношения между английской нацией и Соединенными провинциями не только были восстановлены и нерушимо сохраняемы, но чтобы эта нация и Провинции вступили в союз, более тесный и более искренний, так, чтобы для блага той и другой стороны был между ними взаимный интерес, более существенный и более сильный».
Последняя фраза привела голландцев в смущение, и они допытывались, чего же хотят от них англичане.
Последние от прямого ответа уклонились и заявили, что Провинции сами должны сделать английской республике определенные предложения.
Истинный замысел англичан, впрочем, был довольно ясен: предложить Голландии слияние с Англией, предложить ей добровольно подчиниться Англии, и, в случае отказа, порвать с ней, таков был скрытый смысл дружеских объятий, в которые англичане готовы были заключить голландцев.
Общественное мнение Голландии с негодованием отвергло самую мысль о подобного рода дружбе.
Голландский политик Ян де Витт впоследствии говорил по поводу последовавшего вскоре разрыва, что наряду с негодованием голландцев виной этому был «нестерпимый нрав англичан и их бесконечная ненависть к нашему благосостоянию».
Пока одна сторона старалась перещеголять другую в изъявлениях дружбы, действительные отношения между двумя республиками становились все более натянутыми.
Англичане захватывали голландские корабли, а военный флот Голландии под командой знаменитого адмирала Тромпа усиленно крейсировал около английских берегов.
Английские послы запрашивали свой парламент, что им делать дальше, и не следует ли им возвратиться домой.
Парламент, не получая ответа от Генеральных штатов, предложил своим послам представить, наконец, его предложения о дружбе, походившие более на ультиматум.
Они содержали семь пунктов. Английская республика и республика Соединенных провинций должны были выступать, как единое государство в вопросах войны и мира, международных договоров и союзов.
В некоторых случаях Генеральные штаты должны были подчиняться постановлениям английского парламента даже во внутренних делах.
Как будто бы боясь, что он будет неправильно понят, английский парламент прибавлял устами своих послов, что если эти предложения будут приняты, то «будут предложены статьи еще более важные и обещающие еще более значительные последствия для блага обеих республик».
После всего этого послам Английской республики не оставалось ничего другого, как уехать восвояси.
Это было в начале июля, а 5 августа парламенту был предложен и в том же году с необычайной поспешностью опубликован знаменитый «Навигационный акт» Кромвеля.
Это был типичный продукт меркантилизма XVII века.
Он показал голландцам истинное значение недавно предлагавшейся английской дружбы.
Согласно этому акту, в Англию позволялось ввозить иностранные товары только на английских кораблях, которые находятся под командой англичан и имеют в составе команды не менее трех четвертей английских матросов.
Но и при этих условиях в Англию можно было ввозить товары только из мест их происхождения.
Голландия, занимавшаяся по преимуществу посреднической торговлей, исключалась, таким образом, из торговли с Англией. Война (1652—1654 гг.) началась раньше, чем ее объявили стороны. Голландия была разбита и принуждена была признать Навигационный акт.