Анатолий Федорович Добрынин — один из великих дипломатов ХХ века. Анатолий Добрынин, родился 16 ноября 1919, умер 6 апреля 2010 года.
Чрезвычайный и полномочный посол СССР в США с 4 января 1962 по 19 мая 1986 год. Анатолий Добрынин советский посол во время 6-ти президентов США.
Добрынин начал свою дипломатическую карьеру в США при президенте Джоне Кеннеди, и далее были – Линдон Б. Джонсон, Ричард Никсон, Джеральд Р. Форд, Джимми Картер, Рональд Рейган.
Добрынин (слева) с президентом Кеннеди в марте 1962 года
Опыт кубинских событий задал основное направление четвертьвековой дипломатической деятельности Анатолия Добрынина на посту посла в США.
Анатолий Федорович прибыл в Вашингтон в начале 1962 года, когда президентом был Джон Кеннеди.
Справка:
- В дальнейшем повествование ведётся по воспоминаниям Добрынина, изложенным в мемуарах – Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.), понятно, что автор сам – Добрынин Анатолий Фёдорович. Если в тексте стоит – я – значит это Анатолий Добрынин посол в США.
- Справочная информация о Президентах США взята с официального сайта Белого дома США.
Инструкции Громыко и Хрущева перед отъездом в Вашингтон Добрынина
Накануне отъезда я зашел к Громыко для получения инструкций. Он тепло попрощался и сказал, что никаких особых наказов не собирается мне давать.
Побывал я перед отъездом, конечно, и у Хрущева. Его наказ был энергичен: твердо защищать и продвигать интересы Советского Союза и „не поддаваться на провокации”. Вместе с тем я услышал из его уст и немножко необычный для него совет: „Не задираться без нужды”. Он прямо сказал, что война с США недопустима и что я всегда должен исходить из этого. Это — главное.
О президенте Кеннеди говорил уже более уважительно, чем, скажем, год назад. Теперь Хрущев считал, что, хотя президент и молодой, но „человек с характером”.
Возможно, у Хрущева уже были планы размещения советских ракет на Кубе. Но он ни словом не обмолвился об этом в беседе со мной.
Анатолий Добрынин прибыл в Вашингтон 15 марта 1962 года.
15 марта 1962 года я, Добрынин Анатолий Фёдорович, прибыл в Вашингтон в качестве советского посла.
Так получилось, что из Нью-Йорка в американскую столицу я ехал в одном вагоне с заместителем директора ЦРУ Алленом Даллесом. Когда мы выходили из вагона в Вашингтоне, нас встречала большая группа корреспондентов. Откровенно говоря, я думал, что это встречают Даллеса. Да, судя по всему, так думал и сам Даллес. Оказалось, однако, что встречали они не его, а нового посла СССР в США. Даллес был заметно разочарован. Для меня же это было первое испытание „на прессу”. Все обошлось благополучно: характер вопросов был благожелательный. К тому же я был хорошо знаком с рядом корреспондентов по своей предыдущей работе в Вашингтоне.
В первые месяцы моего пребывания в Вашингтоне действовали как бы два конфиденциальных канала: один старый — через Большакова, второй постепенно завязывавшийся — через меня. Я замыкался прямо на Громыко и Хрущева и вел — с их ведома и по их поручениям — официальный, хотя и негласный доверительный диалог.
Официально я не мог считаться еще послом, пока не вручил верительных грамот президенту Кеннеди, а до этого я должен был встретиться с госсекретарем Дином Раском.
Перед вручением верительных грамот президенту Кеннеди меня принял госсекретарь Раск. Встреча носила неформальный характер. Он сказал, что рад возобновить знакомство со мной (мы с ним встречались ранее в Нью-Йорке, когда я работал заместителем Генсекретаря ООН, а он был директором Фонда Рокфеллера).
Верительные грамоты Анатолий Добрынин вручил президенту Кеннеди 31 марта 1962 года.
Признаюсь, я несколько волновался перед этой церемонией, первой в моей дипломатической жизни. Я знал, что в Москве она проходила торжественно. Наш глава государства (или его заместитель) принимал нового иностранного посла в одном из наиболее красивых залов Кремля. Сотрудники МИД, присутствовавшие на церемонии, надевали в этих случаях официальную форму (черное с золотом), которую ввел еще Сталин. После вручения грамот полагалась беседа главы государства с послом, в основном протокольного порядка, хотя случались и серьезные деловые беседы в зависимости от обстоятельств.
В госдепартаменте меня предупредили, что у них все это проходит гораздо проще. У американских дипломатов, например, вообще нет никакой специальной формы одежды. Нет и никакого отдельного помещения для вручения грамот. Все происходит в рабочем кабинете президента в Белом доме. Я решил поэтому также не надевать свою парадную форму, а быть в обычном костюме, чтобы показать свою готовность с самого начала вести деловой разговор.
Когда я приехал к Белому дому, меня встретил заведующий протокольным отделом и прямо провел мимо стоявших у входа двух морских пехотинцев в кабинет президента.
Президент уже был там. Держался он просто, дружественно. Никаких официальных церемоний вручения верительных грамот. Было все обыденно: он взял у меня грамоты, сказал, что уже читал их (копии грамот были, как принято, заранее переданы в госдепартамент) и сразу перешел к разговору. Из-за болезни спины он сидел в кресле-качалке рядом с диваном, на который меня пригласил сесть.
Затем за чашкой кофе начался разговор один на один. Должен сказать, что я нарушил давнюю традицию советских послов в Вашингтоне, придя на беседу без переводчиков и без советников. Эта традиция объяснялась двумя причинами: во-первых, большинство наших послов в тот период не умело свободно говорить по-английски. Во-вторых, во времена Сталина считалось, что с иностранцами лучше говорить „при свидетелях”. Я не был связан этими обстоятельствами. Главное же, беседа без „записывающего” сотрудника всегда носит более неофициальный, свободный характер. Именно такая практика бесед у меня установилась с большинством высших официальных лиц администрации США. Конечно, меня выручала хорошая память, позволявшая почти стенографически записывать позже, уже в посольстве, содержание бесед. Не было ни одного случая в моей длительной практике, когда бы оспаривалась впоследствии точность изложения мною позиций американской стороны.
В начале разговора я передал президенту привет и добрые пожелания от Хрущева. Он ответил тем же.
В конце встречи президент провел меня по кабинетам своих основных помощников (Банди, Соренсена, Сэлинджера) и познакомил с ними, давая им краткие шутливые характеристики. Он показал также некоторые экспонаты, которые были подарены ему в разное время, особо обратив внимание на модель корабля из моржовой кости, полученной им в подарок от Хрущева. Среди картин в Белом доме неожиданно встретились два небольших полотна известного российского мариниста Айвазовского с весьма редкой для него „земной тематикой”: „Зима в Санкт-Петербурге”. Обе картины были отданы в Белый дом на некоторое время из частной коллекции.
Важной особенностью президента Кеннеди было и то, что он все время как бы оставлял открытыми каналы для диалога между двумя правительствами, даже в периоды резкого ухудшения наших отношений. Это сыграло впоследствии большую роль при урегулировании кубинского кризиса и установлении прямой „горячей связи” между высшим руководством обеих стран.
Добрынин с госсекретарем Раском
Тем временем в наших отношениях по-прежнему доминировали германский и берлинский вопросы. Я постоянно обсуждал их с госсекретарем Раском (равно как и посол Томпсон в Москве).
Раск ввел в практику раз в две-три недели встречаться со мной вдвоем в субботу в сугубо неофициальной обстановке, „сняв галстуки и за стаканом виски” для непринужденного обсуждения любых вопросов. Встречи были и в госдепартаменте, у него дома, на яхте или у меня дома. Они были очень полезными для лучшего понимания позиций сторон по разным вопросам. Но по германскому вопросу и Западному Берлину возник тупик. Аргументы и контраргументы стали звучать заученно и стандартно. Как-то Раск в шутливой форме предложил сберечь время при обсуждении этих проблем. Давайте, сказал он, занумеруем все вопросы и все ответы с обеих сторон. Тогда я, например, буду говорить: „Задаю вопрос номер пять”, а Вы будете отвечать: „Ответ номер шесть”. И так далее. Затем вы пишите в Москву развернутый отчет о беседе, а я докладываю о ней президенту.
Конечно, шутка Раска носила дружеский характер, но она отражала серьезность тупиковой ситуации, складывавшейся вокруг Западного Берлина. В этот момент в советско-американский диалог лично включился Хрущев, чтобы усилить давление на президента Кеннеди.
Следует иметь в виду, что положение вокруг Берлина к началу осени 1962 года было напряженным.
Хрущев усиливал свой нажим, в том числе и на коммуникациях Западного Берлина с внешним миром. Президент Кеннеди часто совещался со своими военными советниками о мерах по укреплению американских вооруженных сил в этом районе в целях противодействия советскому давлению. Обе стороны поставили во главе своих войск в Германии боевых генералов: в Западной Германии генерала Клея, в Восточной – маршала Конева.
К счастью, у обеих сторон хватило разума и выдержки не прибегать к оружию. Были приняты меры, чтобы такое противостояние не усиливалось, но положение все же оставалось достаточно сложным.
Ретроспективно я спрашивал себя: была ли эта напряженность вокруг Берлина умышленным маневром Хрущева, чтобы отвлечь внимание Кеннеди от Кубы, где размещались советские ракеты?
Возможно, это так и было, хотя у меня нет конкретных доказательств на этот счет, нет таких данных и в наших архивах. Но я подозреваю, что он увязывал эти два вопроса, надеясь таким путем оказать на Кеннеди соответствующее давление в надежде добиться от него определенных уступок.
Эти иллюзии рассеялись с кубинским кризисом.
Добрынин и Томпсон. Хрущев увидел кукурузу Томпсона.
В середине октября я встретился за ланчем с советником госдепартамента Томпсоном для сугубо неофициального обсуждения сложившегося положения.
Мы знали друг друга давно и могли говорить достаточно свободно. Томпсон лишь недавно вернулся с поста посла в Москве, где он пользовался уважением и авторитетом — члены советского руководства охотно беседовали с ним на государственных приемах. Это был внимательный, приятный и знающий профессионал, хорошо говоривший по-русски и умевший расположить к себе людей. Он был сторонником улучшения наших отношений; идеологические соображения у него проявлялись гораздо реже, чем у многих других американских послов. Пожалуй, это был лучший американский посол в СССР в период „холодной войны”.
Запомнился один забавный случай, связанный с его деятельностью на посту посла в Москве. 4 июля он устроил большой прием в своей резиденции по случаю национального праздника США. Гости могли выходить в небольшой сад на территории его резиденции. Там выделялся участок с отлично выращенной кукурузой. На нее сразу же обратил внимание Хрущев, который был на приеме. Кукуруза была его „хобби”, и он старался привить ее в России, где только можно было, и даже там, где она не росла. Москва по климатическим условиям, как считали наши специалисты, не подходила для этой культуры. А он им не очень верил.
И когда Хрущев увидел кукурузу Томпсона, он тут же потребовал позвать к себе нашего министра сельского хозяйства. А когда тот явился, то стал его при всех критиковать: Томпсон дипломат, а не фермер, но вот смог же вырастить такую хорошую кукурузу, а министр уверяет его, что в Подмосковье это сделать нельзя.
Уже после приема Томпсон, посмеиваясь, признался мне, что с его кукурузой (с каждым стеблем индивидуально) работал советник посольства по сельскому хозяйству, чтобы при случае удивить Хрущева. Такой случай и представился.
Но вернемся к нашей встрече с Томпсоном в Вашингтоне. Самым интересным в политической части этой беседы с Томпсоном было то, что администрация Кеннеди в этот период основную угрозу кризиса в советско-американских отношениях видела в берлинском вопросе, а не в кубинских событиях, которые разразились буквально через несколько дней.
Летом и осенью 1962 года обстановка в Карибском бассейне обострилась.
После провала интервенции на Кубе в апреле 1961 года, предпринятой кубинскими контрреволюционерами, США продолжали оказывать всесторонний нажим на Кубу. В январе 1962 года они добились исключения Кубы из Организации американских государств и прибегли к экономической блокаде.
Летом и осенью 1962 года обстановка в Карибском бассейне еще более обострилась. К берегам Кубы направлялись американские корабли, в воздухе в этом районе круглосуточно находились самолеты стратегической авиации США. ЦРУ и Пентагон разработали долгосрочный план под кодовым названием „Мангуста”. Он был направлен на подрыв и свержение режима Кастро. План был одобрен президентом Кеннеди.
Усиливался психологический „прессинг” на Кубу, а также пропагандистская кампания против СССР в связи с оказываемой Москвой военной и экономической помощью Кубе.
В заявлении ТАСС от 11 сентября 1962 года Советское правительство осудило ведущуюся в США враждебную кампанию против СССР и Кубы и подчеркнуло, что „сейчас нельзя напасть на Кубу и рассчитывать, что это нападение будет безнаказанным для агрессора”.
Здесь следует сказать о важных конфиденциальных договоренностях, которые, начиная с мая 1962 года были достигнуты в строжайшей тайне между советским руководством и Ф.Кастро.
18 октября 1962 года президента США посетил министр иностранных дел СССР Громыко вместе с послом СССР в США Добрыниным.
Именно в момент лихорадочной закулисной активности американской администрации вокруг кубинских дел 18 октября 1962 года состоялась встреча президента Кеннеди с министром Громыко, который приехал в Вашингтон из Нью-Йорка с сессии Генеральной Ассамблеи ООН.
Я присутствовал на этой далеко не ординарной встрече. Беседа с Кеннеди, как признавал позже в своих мемуарах Громыко, была, пожалуй, самой сложной из тех бесед, которые ему пришлось вести за 48 лет с каждым из всех девяти президентов США.
Беседа изобиловала резкими поворотами, недоговоренностями. И Кеннеди, и Громыко нервничали, хотя внешне старались этого не показывать. Разговор в значительной степени шел вокруг Кубы и политики США и СССР в этой связи. Президент вел дело к тому, что обострение обстановки произошло из-за действий СССР, осуществляющего поставки оружия Кубе. Впрочем, он не проявлял особой воинственности. Даже повторил свое признание, сделанное еще в Вене; что вторжение на Кубу в прошлом году было ошибкой.
22 октября 1962 года я вылетел в Нью-Йорк, чтобы проводить Громыко, который улетал в тот же день в Москву. Но и тогда он не сказал мне, что на Кубе размещаются советские ракеты с ядерными боеголовками (много лет спустя он заявил мне, что „исходил тогда из того, что я уже знал об этом”).
Как только в полдень улетел самолет Громыко, ко мне на аэродроме подошел сотрудник американской миссии при ООН и передал просьбу Раска посетить его в госдепартаменте в тот же день, в 6 часов вечера. Поскольку у меня была уже назначена деловая встреча в Нью-Йорке вечером того же дня, я попросил американца узнать у Раска, нельзя ли перенести нашу с ним встречу на следующий день. Однако этот сотрудник сразу же сказал, что у него твердые инструкции от госсекретаря обеспечить эту встречу обязательно сегодня вечером. Мне стало ясно, что речь идет о чем-то очень серьезном, ибо Раск никогда до этого так категорично не настаивал на определенном часе наших встреч, соглашаясь на взаимоприемлемое время. Внутренний голос подсказывал — произошло нечто важное, но что именно я не знал — то ли этот вызов связан с Кубой, то ли с Западным Берлином.
Я срочно вылетел в Вашингтон и был у Раска в назначенное время, т. е. в 6 часов вечера 22 октября.
Госсекретарь сказал, что у него есть поручение президента передать через меня личное послание президента Хрущеву по кубинскому вопросу, а также вручить для сведения текст обращения президента к американскому народу, с которым он намерен выступить в 7 часов вечера по радио и телевидению. Раск предупредил далее, что у него на этот раз имеются инструкции не отвечать ни на какие вопросы по тексту обоих документов и не комментировать их. «Эти документы, добавил он», — говорят сами за себя.
В своем обращении к народу 22 октября 1962 года Кеннеди объявлял об установлении „карантина на все виды наступательного оружия, перевозимого на Кубу”.
В личном письме, направленном Хрущеву, Кеннеди указывал, что, как и в берлинском вопросе, он в свое время прямо заявлял, что если события вокруг Кубы примут определенную направленность, то США сделают все необходимое для защиты своей безопасности и своих союзников. Тем не менее, быстрое развертывание баз для ракет средней дальности на Кубе и другого наступательного оружия произошло. „Я должен Вам заявить, что США полны решимости устранить эту угрозу безопасности нашему полушарию”. Кеннеди говорил, что принимаемые им меры составляют лишь „необходимый минимум”, и выразил надежду, что Советское правительство воздержится от любых акций, могущих лишь углубить этот опасный кризис.
Я выразил удивление, что ни президент, ни Раск не сочли необходимым открыто переговорить по всем этим вопросам во время встречи с Громыко.
Вернувшись в посольство, я минут десять-пятнадцать провел в одиночестве в своем кабинете, чтобы немного „остыть” и по возможности взвешенно оценить обстановку. Разговор с Раском вызвал у меня понятную тревогу. Я впервые так остро почувствовал всю серьезность ситуации. Дело явно шло к крупному и опасному кризису в отношениях с Соединенными Штатами. Об этой оценке я немедленно доложил в Москву, понимая, что моя телеграмма о беседе с Раском явится для советского руководства большой и тревожной неожиданностью в свете недавней успокоительной телеграммы Громыко о его беседе с президентом Кеннеди. Осторожный Громыко давно так не ошибался в своих оценках!
После отправки срочной телеграммы правительству о беседе с Раском я тут же созвал руководящий состав посольства. Поручив всем дипломатам самым внимательным образом следить за развитием событий, я подчеркнул серьезность ситуации, чреватой возможными осложнениями для самого посольства. Было введено круглосуточное дежурство дипломатических сотрудников. Семьи дипломатов, живших вне посольства (а таких было большинство), были предупреждены о необходимости соблюдать дополнительную осторожность. Было проведено отдельное совещание с руководителями наших разведслужб в связи с назревавшим кризисом и необходимостью сбора и подготовки для Москвы оперативной информации о развитии событий. В целом настроение в посольстве было тревожное, но не паническое. Продолжали работать по заведенному порядку. Массового сжигания документов, как спекулировали некоторые американские газеты, в посольстве не проводилось, так как мы считали, что кризис не дойдет до взаимной эвакуации посольств, хотя, конечно, некоторые документы и уничтожались. Уникальность обстановки для посольства заключалась в том, что я так и не получил из Москвы какой-либо ориентировки, что же именно сейчас происходит? Насколько были правдивы обвинения президента Кеннеди? Полное и загадочное молчание.
На следующий же день, во вторник 23 октября 1962 года, Хрущев направил ответное послание президенту Кеннеди (оно также не публиковалось). В послании меры, объявленные Кеннеди, характеризовались как агрессивные против Кубы и СССР, как недопустимое вмешательство во внутренние дела Кубы и нарушение ее права „на оборону от агрессора”. Отвергалось право США устанавливать контроль над судоходством в международных водах. Выражалась надежда на отмену соответствующих мер, объявленных Кеннеди, во избежание „катастрофических последствий для всего мира”.
26 октября через посольство США в Москве было передано подробное письмо Хрущева для Кеннеди. Письмо носило примирительный характер, хотя, отражая смятение самого Хрущева, оно было составлено довольно сумбурно.
Хрущев оспаривал правильность квалификации президентом Кеннеди советских ракет как наступательного оружия, утверждая, что они носят сугубо оборонительный характер и посланы по просьбе кубинского правительства лишь для обороны самой Кубы. Он продолжал критиковать введенный американцами „карантин”, утверждая при этом, что на советских судах, которые сейчас движутся к Кубе вообще нет военных грузов. Куба уже получила все средства для обороны. „Нападать на США советское руководство не собирается. Война между СССР и США была бы самоубийством. Идеологические различия должны решаться мирными средствами. Давайте нормализовывать отношения”.
В тот же день Кеннеди послал Хрущеву свое официальное послание, которое было ответом на послание советского премьера от 26 октября.
В своем послании Кеннеди приветствовал желание Хрущева найти быстрое решение кризиса. Однако в первую очередь, по его мнению, следует прекратить все работы на ракетных площадках и привести все наступательное оружие на Кубе в бездействующее состояние под международным контролем. Одновременно он выражал готовность договориться о разрешении кубинского кризиса на следующих условиях: СССР вывозит с Кубы ракеты и другое наступательное оружие, а США отменяют блокаду и дают заверения в том, что Куба не подвергнется вторжению ни со стороны США, ни со стороны других стран Западного полушария.
В тот же день, 27 октября, меня пригласил к себе поздно вечером Р.Кеннеди. В его кабинете был большой беспорядок. На диване валялся скомканный плед, видимо, хозяин кабинета тут же урывками спал. Важный разговор состоялся наедине.
Кубинский кризис, начал он, продолжает быстро углубляться. Только что получено сообщение, что сбит американский невооруженный самолет, осуществлявший наблюдательный полет над Кубой. Военные требуют от президента отдать приказ отвечать огнем на огонь.
Фактически же окончательное урегулирование кризиса не было ни большой победой, ни крупным поражением для обоих лидеров. Кеннеди, по существу, добился восстановления status quo, которое существовало вокруг Кубы до ввоза советских ракет. Но ему пришлось де-факто согласиться с присутствием на Кубе советского военного персонала. Главное, Хрущев добился обязательства от Кеннеди не нападать на Кубу (т. е. то, что он и Кастро хотели), а также дополнительного обязательства о вывозе американских ракет из Турции. Правда, последнее обязательство осталось „за занавесом”, это дало Кеннеди большое пропагандистское преимущество.
Потребовалось еще около двух месяцев интенсивных дипломатических переговоров и обменов посланиями на высшем уровне, и только 7 января 1963 года заместитель министра иностранных дел СССР В.Кузнецов и постоянный представитель США при ООН Э.Стивенсон направили Генеральному секретарю ООН совместное письмо, в котором в связи с урегулированием кубинского кризиса предложили снять этот вопрос с повестки дня Совета Безопасности.
Мне навсегда запомнилась лихорадка октябрьского ракетного кризиса, когда всеобщий мир буквально висел на волоске и когда руководители СССР, США и Кубы вынуждены были, что называется, „на лету” вчитываться в тексты адресованных друг другу посланий. В решающий момент кризиса Кеннеди и Хрущев оказались на высоте, проявив политическое мужество и выдержку. Что если бы на месте Кеннеди оказался Рейган, вместо Макнамары — Уайнбергер, а госсекретарем был бы не Раск, а генерал Хейг?
Чтобы понять всю опасность военного конфликта вокруг Кубы, достаточно напомнить, что советские ракеты тактического и среднего действия имели десятки ядерных зарядов, целями которых могли стать крупнейшие города Америки, включая Нью-Йорк, Вашингтон, Чикаго.
Оценивая в целом карибский кризис, хотел бы отметить его значение для последующего развития советско-американских отношений — он убедительно показал опасность прямого военного столкновения двух великих держав, которая была предотвращена — на грани войны — лишь быстрым и мучительным осознанием обеими сторонами катастрофических последствий такого столкновения. Именно в силу этого упор был сделан на политическое решение конфликта, чему в немалой степени помогло наличие прямого конфиденциального канала между руководителями обеих стран. Даже сейчас, много лет спустя, это совместное решение можно считать моделью успешного управления кризисом. Стало ясно, что третьей мировой войны можно избежать.
Кубинский кризис имел важные долговременные последствия.
Оба правительства, оба лидера Хрущев и Кеннеди, вольно или невольно стали осознавать большую опасность возможности повторения такого кризиса, в котором они прямо противостоят друг другу. Более того, они осознали необходимость ослабления напряженности после урегулирования кризиса. В течение следующего 1963 года был подписан ряд соглашений между Москвой и Вашингтоном, включая договор о частичном запрещении ядерных испытаний и соглашение об установлении „горячей линии” (прямой связи) между обеими столицами.
Кроме того, зависело это или нет от октябрьского кризиса 1962 года, но ни в 1963 году, ни позднее не возникало новых серьезных кризисных ситуаций, связанных со спорами вокруг другого опасного очага — Берлина. Не возникало больше и угрозы американского вторжения на Кубу.
Кризис дал обоим правительствам и лично мне как послу хороший дипломатический урок: сохранение негласных контактов между противоборствующими сторонами, особенно в период острых кризисов, имеет большую ценность. Я не берусь предсказывать, чем бы мог закончиться кубинский кризис, если бы не было тогда таких контактов. Во всяком случае последствия могли бы быть самыми катастрофическими.
Опыт кубинских событий, по существу, задал основное направление моей дальнейшей четвертьвековой дипломатической деятельности на посту посла: я хорошо понял, сколь важно быть активным звеном сугубо конфиденциального постоянного канала связи на высшем уровне для прямого, порой не всегда приятного, но по возможности откровенного диалога между высшими руководителями обеих стран. Думаю, что подчас это был, пожалуй, единственный путь, который не дал „холодной войне” превратиться в горячую.
В феврале 1963 года был предпринят еще один шаг, ведущий к дальнейшему снижению напряженности вокруг Кубы. Я передал Раску официальную памятную записку о предстоящем выводе части советского военного персонала с Кубы и попросил его информировать об этом президента Кеннеди, который проявлял личный интерес к этому вопросу.
Раск назвал это сообщение „весьма ободряющим” и выразил уверенность, что президент воспримет его „с большим удовлетворением”. Этот шаг положительно скажется на улучшении отношений между СССР и США.
В конце же февраля на приеме в Белом доме в честь дипломатического корпуса президент в разговоре со мной выразил удовлетворение по поводу важного заявления о советском военном персонале на Кубе. Он подозвал Томпсона и, показывая на него, улыбаясь, сказал: „У меня сейчас очень хороший, осторожный и знающий советник по советским делам”. В тон президенту ответил, что это хорошо, когда прислушиваются к таким советникам.
Постепенно острота обстановки вокруг Кубы спадала, но сам кубинский вопрос долго оставался постоянным раздражителем в наших отношениях с США, воздействие которого особенно усилилось — уже после администрации Кеннеди — вовлеченностью Кубы в события в Африке и Латинской Америке.
Кубинский кризис высветил необходимость в надежных технических средствах связи между Кремлем и Белым домом. В декабре Вашингтон выступил с предложением установить линию прямой связи между правительствами СССР и США. После соответствующих переговоров 20 июня 1963 года в Женеве был подписан соответствующий меморандум об организации такой связи „для использования в чрезвычайных обстоятельствах”. Часто ее еще называли „горячей линией” между Кремлем и Белым домом.
10 июня 1963 года президент выступил в Американском университете с речью, целиком посвященной вопросам войны и мира и советско-американским отношениям. Хрущев назвал ее лучшей речью любого президента США после Ф.Рузвельта. Советская пресса впервые за многие годы опубликовала полный текст речи президента США.
Кеннеди призывал к пересмотру американских подходов к „холодной войне”. Главной целью должен быть мир. Для его обеспечения необходимо прекращение гонки вооружений и продвижение к разоружению. Он объявил о предстоящих переговорах в Москве и о своем решении прекратить ядерные испытания в атмосфере.
В качестве своего представителя на переговорах в Москве Кеннеди выбрал опытного дипломата Гарримана, пользовавшегося немалым уважением в Москве и лично у Хрущева (это особо учитывалось при выборе Гарримана).
В переговорах в Москве участвовали Громыко, Гарриман и английский представитель Хейлшел. Продолжались они около двух недель и закончились соглашением о частичном запрещении ядерных испытаний (в трех сферах, кроме подземных). По ходу переговоров были обсуждены разные варианты, так как камнем преткновения был вопрос о контроле за выполнением соглашения.
Несколько слов Анатолия Добрынина о личных впечатлениях от бесед с Кеннеди.
Президент, бесспорно, был крупной личностью в истории США. Непосредственно соприкасаясь с ним в течение двух лет, я видел, как быстро он набирал опыт на своем посту. Уже через несколько месяцев в разговорах со мной на советско-американские темы Кеннеди стал проявлять их детальное знание, что выгодно отличало его от ряда других американских президентов. Впрочем, взгляды его на Советский Союз были достаточно консервативными. Кеннеди умел сдерживать свои эмоции в беседах, строил их таким образом, чтобы не привносить в них излишних элементов напряженности, что было свойственно его брату Роберту. В то же время он умело „держал” свои позиции при активном диалоге по разным международным вопросам.
Кеннеди хорошо знал европейские дела. Он охотно обсуждал вопросы контроля над вооружениями, выделяя из них проблемы нераспространения ядерного оружия и прекращения ядерных испытаний.
Президент любил проводить пресс-конференции и делал это весьма умело.
Он держал на довольно „коротком поводке” своих советников по внешнеполитическим делам, включая даже госсекретаря Раска. Они проявляли осторожность в высказывании своих новых мыслей, если это не было заранее согласовано с президентом.
Определенной свободой в этом смысле пользовался Роберт Кеннеди. Но нужно было всегда быть осторожным: исходила ли та или иная мысль от самого Роберта, особенно в момент его эмоциональных всплесков, или она была одобрена президентом. У меня сложилось впечатление, что в целом влияние Р.Кеннеди на президента в советско-американских делах, да и вообще в вопросах внешней политики, носило скорее негативный, чем конструктивный характер. Любопытно, что после администрации Кеннеди конгресс принял специальный закон, запрещающий президенту назначать своих родственников на ответственные посты (Р.Кеннеди, как известно, был министром юстиции).
Джон Ф. Кеннеди (John F. Kennedy) 35-ый президент Соединенных Штатов (1961–1963)
John F. Kennedy
был 35-м президентом Соединенных Штатов. Срок его полномочий с 20 января 1961 по 22 ноября 1963 год, до дня, когда его убили в Далласе, штат Техас.
Джон Ф. Кеннеди и его внешняя политика. Русские стремились установить ядерные ракеты на Кубе. Когда это было обнаружено воздушной разведкой в октябре 1962 года, Кеннеди ввел карантин на все наступательные вооружения, направлявшиеся на Кубу. Пока мир дрожал на грани ядерной войны, русские отступили и согласились забрать ракеты. Американский ответ на кубинский кризис, очевидно, убедил Москву в бесперспективности ядерного шантажа.
Кеннеди утверждал, что обе стороны жизненно заинтересованы в том, чтобы остановить распространение ядерного оружия и замедлить гонку вооружений. Это утверждение привело к подписанию в 1963 году договора о запрещении ядерных испытаний. Месяцы после кубинского кризиса показали значительный прогресс в достижении его цели «мир закона и свободного выбора, изгоняющий мир войны и принуждения». Таким образом, его администрация увидела начало новой надежды как на равноправие американцев, так и на мир во всем мире.
Цитаты Джона Ф. Кеннеди
«Давайте никогда не будем вести переговоры из страха. Но давайте не будем бояться вести переговоры.» – Джон Фицджеральд Кеннеди. Инаугурационная речь, 20 января 1961 г.
*****
«Если свободное общество не может помочь многим бедным, оно не может спасти и тех немногих, кто богат.» – Джон Ф. Кеннеди. Инаугурационная речь, 20 января 1961 г.
*****
«Мы не можем вести переговоры с людьми, которые говорят, что моё – моё, а ваше – подлежит обсуждению». – Джон Ф. Кеннеди. Берлинский кризис: обращение по радио и телевидению к американскому народу – Белый дом, 25 июля 1961 г.
*****
«Человечество должно положить конец войне — или война положит конец человечеству.» – Джон Ф. Кеннеди. Выступление перед Организацией Объединенных Наций, 25 сентября 1961 г.
*****
«Время ремонтировать крышу — это когда светит солнце.» – Джон Ф. Кеннеди. Послание о положении в стране 11 января 1962 г.
*****
«Великим врагом истины очень часто является не ложь — преднамеренная, надуманная и нечестная, — а миф — упорный, убедительный и нереалистичный. Слишком часто мы цепляемся за клише наших предков. Мы подвергаем все факты заранее подготовленному набору интерпретаций. Мы наслаждаемся комфортом мнений без дискомфорта мыслей.» – Джон Ф. Кеннеди. Вступительное слово в Йельском университете, 11 июня 1962 г.
*****
«Если мы не можем положить конец нашим разногласиям сейчас, мы, по крайней мере, можем помочь сделать мир безопасным.» – Джон Ф. Кеннеди. Вступительное слово в Американском университете, 10 июня 1963 г.
*****
«Изменения — закон жизни. А те, кто смотрит только в прошлое или настоящее, наверняка упустят будущее.» – Джон Ф. Кеннеди. Выступление в актовом зале церкви Паульскирхе во Франкфурте, 26 июня 1963 г.
*****
«Мир — это ежедневный, еженедельный, ежемесячный процесс, постепенно меняющий мнения, медленно разрушающий старые барьеры, тихо строящий новые структуры. И каким бы не драматичным ни было стремление к миру, оно должно продолжаться.» – Джон Ф. Кеннеди. Выступление перед Организацией Объединенных Наций, 20 сентября 1963 г.
Трагическая смерть Джона Кеннеди сделала Линдона Джонсона президентом США.
Вступив на пост президента в конце ноября 1963 года, Джонсон не стал, однако, сразу проявлять активность в области внешней политики. На первых порах он ограничился тем, что дал указание госсекретарю Раску продолжать следовать основным направлениям внешнеполитического курса Кеннеди, в том числе и в советско-американских отношениях.
Об этом мне прямо заявили вскоре после прихода Джонсона в Белый дом и Раск, и Томпсон. Они же откровенно предсказывали, что до конца 1964 года Джонсон будет в основном поглощен вопросами президентской предвыборной кампании, ибо он твердо намерен стать „законно избранным президентом”.
Джонсон, памятуя об опасности ядерной войны и пережитых в стране потрясениях во время кубинского кризиса, в период избирательной кампании 1964 года выступал в пользу улучшения советско-американских отношений. Джонсон довольно охотно шел на некоторые соглашения ограниченного характера, заключение которых было известным движением вперед в направлении улучшения отношений с СССР (договоренность о сокращении производства расщепляющихся материалов в военных целях, подписание консульской конвенции, соглашение о рыболовстве в северо-восточной части Тихого океана).
Когда решено было послать на похороны Кеннеди Микояна, то одновременно ставилась цель воспользоваться этим, чтобы сразу сделать первый шаг к установлению прямых контактов с новым президентом. Такое предложение вносилось и мною.
Микоян привез личное письмо Хрущева, которое и было им вручено Джонсону 26 ноября в Белом доме.
Надо сказать, что Микоян шел на встречу с Джонсоном с некоторым волнением. Вспомнились ему и не очень приятные встречи в Белом доме с Кеннеди, связанные с кубинскими делами. Да и Джонсон был совсем новым для советского руководителя человеком, с неизвестными еще взглядами на отношения с СССР. Но все обошлось благополучно.
В начале января директор Агентства по контролю над вооружениями и разоружению Фостер в неофициальной беседе со мной уделил много внимания целесообразности взаимного отказа США и СССР от создания широкой системы ПРО. Стоимость ее, по его оценкам, будет минимум 15–20 млрд. долл. Какая-нибудь предварительная негласная договоренность по этому вопросу между главами обоих правительств могла бы иметь большое значение.
Предложение Фостера по вопросу о ПРО, как и дополнительный зондаж со стороны администрации Джонсона по этому вопросу, однако, замалчивалось или отклонялось советским руководством. Последнее отчасти считало, что мы опередили американцев в разработках в этой области. Главное же, психологически было трудно отказаться от кажущейся защиты своей страны от ракетного нападения. В целом это был недальновидный подход с точки зрения поиска возможных договоренностей с США.
Конкретный крупный разговор на эту тему произошел в Гласборо в 1967 году между Джонсоном и премьером Косыгиным, о чем еще будет идти речь.
17 апреля я встретился с президентом в Белом доме по его приглашению. Мы беседовали наедине. Кабинет был тот же, что и при Кеннеди, но уже обставлен по-другому, без морской тематики, которую любил покойный президент. Преобладала техасская символика.
Джонсон был весьма приветлив. Он попросил передать поздравления Хрущеву в связи с его 70-летием. Показал сад Белого дома, своих любимых собак. Сказал, что любит поохотиться. Хорошо бы посоревноваться с Хрущевым. Он слышал, что советский премьер хороший охотник. „Гольф не для меня. Я люблю скакать на лошади и охотиться”. Глядя на его мощную фигуру, этому можно было сразу поверить.
Затем вернулись в Овальный кабинет. Джонсон сказал, что давно хотел поговорить с советским послом о состоянии отношений между нашими странами. Заметил, что в целом удовлетворен им. „А каково Ваше мнение?” — спросил президент.
Ответил, что нашим двум правительствам действительно удалось создать определенные предпосылки к улучшению международной обстановки, что заключение договора о запрещении ядерных испытаний, достижение договоренности о невыводе на орбиту объектов с ядерным оружием, установление прямой связи между Кремлем и Белым домом содействовали улучшению советско-американских отношений. В этом году удалось найти взаимопонимание и в таком вопросе, как некоторое сокращение военных бюджетов. Теперь надо идти дальше, нужны долгосрочные меры по ограничению гони? вооружений. С этой точки зрения надо признать, что в текущем году сделано немного. Это, возможно, объясняется занятостью администрации выборами.
Тем временем жизнь продолжала идти своим чередом. Хрущев не собирался терять целый год в ожидании исхода президентской кампании в США. 5 июня он направил устное конфиденциальное послание Джонсону. Выступая в пользу некоторого сокращения войск СССР и США в Европе, Хрущев сообщил о своем намерении сократить там наши войска на 15 тысяч человек. Предлагал поручить Раску и Громыко более глубоко изучить комплекс вопросов разоружения. Призывал Джонсона устранить такой источник осложнений, как продолжающиеся со стороны США покушения на суверенитет и безопасность Кубы.
Это неприятный разговор для нас обоих, знаю, говорилось в обращении Хрущева. Но мир нужен всем в одинаковой мере. Значит, необходимо потушить очаги напряженности, в том числе и в районе Южного Вьетнама, Камбоджи, где возникла сейчас угроза распада мирной системы, созданной Женевскими соглашениями 1954-го и 1962 годов.
Германский вопрос является коренным потому, что он служит источником всей нынешней напряженности. Тут сосредоточены наши вооруженные силы — одна против другой. Если бы был решен германский вопрос, то не было бы „великого противостояния Джона и Ивана”.
Летом 1964 года ситуация в Юго-Восточной Азии обострилась. В события, хотя и в разной степени, оказались вовлеченными и США, и Советский Союз.
Президент Джонсон принял вьетнамскую эстафету от Кеннеди. Однако если последний вроде подумывал о выводе своих войск из Вьетнама, то Джонсон, подогреваемый избирательной кампанией и воинствующими консервативными кругами, и генералитетом США, все больше и больше втягивался в конфликт, надеясь решить его „с позиции силы”. Москва же выражала солидарность с Северным Вьетнамом, который „вел освободительную войну”.
Джонсон и Хрущев на первых порах пытались отделить войну во Вьетнаме от сферы советско-американских отношений. Однако с течением времени это становилось делать все труднее и труднее.
В период пребывания Джонсона у власти я неоднократно задавался вопросом, что движет лично Джонсоном в его одержимости продолжать войну во Вьетнаме „до победного конца”?
В самом деле, когда Джонсон неожиданно стал президентом, то он не был связан какими-либо обязательствами в отношении Вьетнама. К тому же вовлеченность США в военную борьбу там была еще относительно ограниченной и этот вопрос вообще пока не привлекал большого общественного внимания в Америке. Короче, у Джонсона как нового президента была полная возможность не втягивать дальше США в широкие военные операции во Вьетнаме. Вряд ли в стране его за это осудили бы.
Тем временем в Москве происходили драматические события. В октябре 1964 года в результате закулисных интриг в руководстве КПСС был смещен Хрущев. Это был настоящий „дворцовый переворот”. Пленум ЦК КПСС, созванный после того, как вызванного из отпуска Хрущева на президиуме ЦК заставили подать в отставку, был призван лишь утвердить решение и придать ему видимость законности.
К тому времени Хрущев растерял свою популярность из-за того, что вел непоследовательную политику, принимал половинчатые решения. Он разоблачал, критиковал и старался преодолеть сталинизм, но все же не был готов к настоящим реформам, да, по существу, он и не ставил перед собой такой задачи. Он не представлял себе, что возможно что-то другое, помимо системы, основанной на господстве одной партии — КПСС.
Организаторы заговора (Подгорный, Суслов, Брежнев и некоторые другие) не были объединены какими-то общими целями большой политики, единой политической платформой. Руководствовались они, скорее, эгоистическими соображениями, прежде всего стремлением получить или сохранить власть, либо опасениями потерять высокие посты. Во внешней политике они вообще не предлагали каких-либо изменений.
16 октября я посетил президента в Белом доме и сообщил о состоявшемся в Москве пленуме ЦК КПСС, об отставке Хрущева и об избрании Первым секретарем ЦК Брежнева и Председателем Совета Министров Косыгина.
Сказал, в соответствии с поручением, что генеральная линия советской внешней политики, как она определена в решениях XX, XXI и XXII съездов КПСС, остается неизменной и что Советское правительство и в дальнейшем будет неуклонно следовать этому курсу. Дал президенту дополнительные разъяснения, предусмотренные полученными инструкциями. Высказал некоторые свои соображения.
Для Джонсона, как, впрочем, и для всех других, это сообщение было явной неожиданностью. Он сразу же осведомился о судьбе Хрущева. Однако этот интерес, как явствовало, был вызван не столько особыми личными симпатиями к смещенному руководителю (они ведь не встречались друг с другом, только переписывались), а, скорее, естественным любопытством, хотя в целом, по нашим наблюдениям, сам Джонсон считал, что у него установилось известное взаимопонимание с Хрущевым. Он не выразил вместе с тем какого-либо своего отношения к факту ухода Хрущева с политической арены. Джонсона интересовали новые советские лидеры и их будущий курс. Ему при этом импонировало то, что эти лидеры срочно поручили советскому послу лично встретиться с ним и заверить в их желании развивать отношения с президентом. Джонсон выразил свою признательность за этот шаг нового советского руководства и пожелал ему успеха.
Выразив далее свое намерение расширять контакты с новыми руководителями СССР, президент сказал, что хотел бы высказать некоторые соображения, которые он просил довести до их сведения.
Джонсон сказал, что стремится продолжать курс Кеннеди, который делал все, что мог, ради упрочения мира. Соответственно, он надеется, что в Советском Союзе тоже будет сохранена преемственность во внешней политике. Если будет переизбран еще на один срок, то надеется на возможность ослабления напряженности, прогресса в области разоружения и сокращения военной активности. Он хочет ясно сказать: „Мы не хотим похоронить СССР, но, с другой стороны, не хотим быть и сами похороненными” (Джонсон использовал широко известное в США высказывание Хрущева). Президент считает, что нет причин бояться друг друга. Он сам „готов ночевать у советского посла без пистолета” и думает, что и посол не побоялся бы поступить таким же образом. Проблема, однако, сейчас в том, чтобы „убедить и оба наши народа думать также”.
Джонсон уверял, что как президент, он предпочитает удовлетворять насущные нужды своего народа, а не тратить деньги на военные приготовления. Он подчеркнул при этом важность „отхода от застарелых антагонизмов”.
Говоря о необходимости проявления взаимной гибкости, Джонсон вспомнил о кубинском кризисе, сказав, что тогда ни одна из сторон не знала точно, чем все это может кончиться. „Я уходил в те дни из дома, прощаясь с женой и детьми, не будучи уверен, увижу ли их снова”. Но он хотел бы в этой связи подчеркнуть лишь одну мысль: в создавшейся тогда ситуации обе стороны немного уступили друг другу, отойдя от несгибаемых, фиксированных позиций. „Я никогда не сомневался в искренности мирных устремлений советской стороны, но в то же время, если говорить откровенно, имел некоторые сомнения в отношении ее гибкости”. Джонсон заявил, что готов поехать в любое место и говорить с кем угодно, если это только даст какие-либо положительные результаты в пользу мира.
Касаясь Вьетнама (и „инцидента” в Тонкинском заливе), Джонсон заявил, что лично он считает, что в целом у Советского Союза будет даже больше, чем у США, проблем с теми, кто хочет добиться сейчас господства в этом районе (т. е. с китайцами), но это, конечно, не его, Джонсона, дело. Помимо прочего, он, видимо, имел в виду и тот факт, что в этот день Китай взорвал свое первое ядерное устройство.
Джонсон и Брежнев никогда не встречались. Но в определенном смысле они были похожи друг на друга. Оба были примерно одного возраста, оба выходцы из простых семей, были мастерами внутриполитических игр; оба не знали детально вопросы внешней политики (чем, впрочем, не очень тяготились); оба обожали охоту и быструю езду; не читали книг, но много времени проводили у телевизора; оба были по-своему любителями ковбоев и футбола; были не против „пропустить лишнюю рюмочку”; любили рассказывать анекдоты и „играть” на публику (или на собеседника), чтобы участники беседы оставались довольны друг другом. Оба были вспыльчивы (но не на публике), злопамятны, но в то же время любили демонстрировать свою доброту и хорошее отношение к людям.
Состоявшиеся 3 ноября 1964 года президентские выборы явились триумфом для Джонсона. Он победил Голдуотера с перевесом почти в 16 млн. голосов. „Ястребиный” подход последнего к вопросам внешней политики, ядерной войны и к отношениям с Советским Союзом явно не получил одобрения американских избирателей. Многие избиратели признавали, что они голосовали не столько за Джонсона, сколько против Голдуотера.
Тем временем в администрации Джонсона все еще обсуждали вопрос об отношениях с СССР в свете недавних изменений в советском руководстве. Как доверительно сообщил мне Гарриман, речь шла не о том, продолжать ли поддерживать нынешнюю в целом неплохую атмосферу в советско-американских отношениях. Об этом не было спора. Но многие советники убеждали президента не торопиться, выждать дальнейшего развития событий, прежде чем принимать серьезные решения в области отношений с СССР.
Итак, Джонсон получил от народа мандат на президентство. Вместе с тем характерной особенностью 1965 года было то, что все расширяющееся непосредственное участие регулярных американских войск в боевых операциях против повстанческих сил в Южном Вьетнаме и активные действия в отношении ДРВ все больше накладывали свой отпечаток на международное положение США, а также на внешнеполитическую линию американского правительства и поведение самого президента. Вьетнам становился доминирующей темой внешней политики США. Именно через призму своей вьетнамской политики правительство Джонсона в ряде случаев проявляло тенденцию рассматривать и международные проблемы, а также взаимоотношения с другими странами, включая и СССР.
Начало 1966 года ознаменовалось обменом посланий между Косыгиным и Джонсоном. Советский премьер делал упор в своем письме (от 11 января) на вопросе о нераспространении ядерного оружия. В ответе Джонсона отмечалось, что необходимо сначала достичь согласия в отношении значения понятия „нераспространение”. Вместе с тем он соглашался на соответствующий обмен мнениями в рамках предстоящей сессии „Комитета 18″.
Следует отметить, что в этот период политика правительства Джонсона в отношении СССР отличалась известной непоследовательностью и противоречивостью. С одной стороны, администрация и лично президент, трезво оценивая значение советско-американских отношений, опасались их ухудшения из-за Вьетнама до такой степени, что это могло перерасти в прямой конфликт между СССР и США. С другой стороны, США продолжали эскалацию войны во Вьетнаме, включая бомбардировки ДРВ, усиливали гонку вооружений, прежде всего ракетных и ядерных, стремясь обеспечить себе военное превосходство. Все это объективно вело к обострению советско-американских отношений, даже независимо от проскальзываемых порой субъективных пожеланий американских руководителей как-то выделить и как бы несколько „изолировать” эти отношения от других событий международной жизни.
Жизнь дипломата изобилует разными поворотами, чем она и интересна. Через несколько недель после нашего партийного съезда госдепартамент устроил поездку членов дипкорпуса в Вильямсбург, старинный город, где когда-то, во времена колониальной Америки, жил английский губернатор. Так получилось, что Раску нужно было срочно вернуться к вечеру в Вашингтон. Мне также надо было возвращаться, не дожидаясь иностранных дипломатов, отправлявшихся автобусами на другой день.
Раск пригласил меня лететь в его самолете. Когда мы приехали на местный аэродром, началась сильнейшая гроза. Пришлось пойти в ресторан аэропорта, чтобы переждать непогоду. Там мы неожиданно встретили Уинтропа Рокфеллера (брата Нельсона Рокфеллера), который вел предвыборную кампанию за кресло губернатора Арканзаса. Раск его хорошо знал и познакомил со мной. Разговорились. Уинтроп Рокфеллер стал рассказывать о своих встречах с избирателями и о проблемах, которые их интересовали (сам он считался либеральным республиканцем и впервые в этом штате сделал упор на социальные проблемы черных избирателей, в результате чего он и победил, получив большинство голосов).
В конце нашей встречи Рокфеллер подарил мне сувенир — позолоченный значок с его инициалами „У.Р.”, которые он давал почетным активистам своей избирательной кампании. Значок был тут же прикреплен им на лацкан моего пиджака. Я и позабыл об этом.
Через несколько недель я приехал в Москву и был приглашен на заседание Политбюро для доклада о положении в США и состоянии советско-американских отношений. Когда я докладывал, Брежнев увидел намоем пиджаке блестящий значок, который я забыл снять. Он тут же спросил, а что это такое?
Мне пришлось объяснить, что это „призыв голосовать за Уинтропа Рокфеллера” и что я получил значок лично от него самого. Имя Рокфеллера звучало весомо в правительственных кругах СССР, и мой рассказ как-то даже подкрепил мою репутацию неплохого дипломата, который знаком с представителями самого „крупного бизнеса Америки”. Брежнев тут же „уполномочил” меня передать У.Рокфеллеру, что он тоже „мысленно” голосует за него.
36-й Президент США – Линдон Б. Джонсон (Lyndon B. Johnson) – 22 ноября 1963 — 20 января 1969.
Lyndon B. Johnson
В ходе кампании 1960 года Линдон Б. Джонсон был избран вице-президентом в качестве кандидата на пост кандидата от Джона Ф. Кеннеди. 22 ноября 1963 года, когда Кеннеди был убит, Джонсон был приведен к присяге в качестве 36-го президента Соединенных Штатов с целью построить «Великое общество» для американского народа.
Споры по поводу войны обострились к концу марта 1968 года, когда он ограничил бомбардировки Северного Вьетнама, чтобы начать переговоры.
Когда он покинул свой пост, мирные переговоры шли полным ходом; он не дожил до их успеха, но внезапно умер от сердечного приступа на своем ранчо в Техасе 22 января 1973 года.
Формула успеха из 10 пунктов президента Линдона Джонсона
- Научитесь запоминать имена. Неэффективность на этом этапе может указывать на то, что ваш интерес недостаточно открыт.
- Будьте комфортным человеком, чтобы с вами не было напряжения. Будьте старомодным человеком.
- Приобретите качество расслабленной легкомысленности, чтобы вещи вас не раздражали.
- Не будь эгоистом. Остерегайтесь впечатления, что вы все знаете.
- Развивайте качество быть интересным, чтобы люди получали что-то ценное от общения с вами.
- Учитесь избавляться от «неудобных» элементов вашей личности, даже тех, о которых вы можете не подозревать.
- Искренне постарайтесь исцелить, на честной христианской основе, каждое непонимание, которое у вас было или есть сейчас. Слейте свои обиды.
- Практикуйтесь любить людей, пока не научитесь делать это искренне.
- Никогда не упускайте возможности поздравить кого-либо с достижением или выразить сочувствие горю или разочарованию.
- Дай людям духовную силу, и они проявят к тебе неподдельную привязанность».
― Линдон Джонсон
Ричард Никсон (Richard Nixon) 37-ой президент Соединенных Штатов (1969–1974)
Richard Nixon
После Кеннеди и Джонсона президентом США стал Ричард Никсон. Между посольством СССР и Белым домом была проведена прямая телефонная линия.
Анатолий Добрынин проводил частые встречи с Никсоном и его советником по делам национальной безопасности Генри Киссинджером.
Генри Киссинджер вспоминал: «Добрынин был свободен от склонности рядовых советских дипломатов к мелким препирательствам для демонстрации своей бдительности перед начальством; он понимал, что во внешних делах репутация надежности является важным капиталом. Человек тонкий и организованный, обаятельный внешне и внутренне неизменно осмотрительный, Добрынин парил в верхних эшелонах Вашингтона с редким искусством. Сочетание незаурядного дипломатического таланта с апогеем подпиравшей его личные усилия советской геополитической мощи позволило Добрынину стать самым влиятельным послом СССР в Вашингтоне за всю историю советско-американских отношений».
Ричард Никсон был избран 37-м президентом Соединенных Штатов. Срок его полномочий – с 20 января 1969 по 9 августа 1974 года. До этого ранее занимал должности представителя США и сенатора США от Калифорнии.
После успешного прекращения американских боевых действий во Вьетнаме и улучшения международных отношений с СССР и Китаем он стал единственным президентом, когда-либо покинувшим свой пост в результате Уотергейтского скандала.
Некоторые из его самых известных достижений были связаны с его стремлением к мировой стабильности. Во время визитов в 1972 году в Пекин и Москву он снизил напряженность в отношениях с Китаем и СССР. Его встречи на высшем уровне с российским лидером Леонидом И. Брежневым привели к заключению договора об ограничении стратегических ядерных вооружений.
Создания доверительного канала связи
Первая встреча с Киссинджером на меня, пишет Добрынин Анатолий Фёдорович, – произвела неплохое впечатление. Он был деловит, четок и не избегал разговора по конкретным вопросам. Забегая вперед скажу, что при переговорах Киссинджер мог причинять головную боль, но он никогда не был скучен или бюрократичен.
Эта встреча положила начало функционированию конфиденциального канала между высшим руководством обеих стран, который бесперебойно действовал в течение почти шести лет. Мы регулярно завтракали или обедали наедине, то у меня, то у него, но чаще я сам ездил к Киссинджеру, пользуясь служебным входом Белого дома. Встречи с ним в Белом доме проходили или у него в кабинете, недалеко от кабинета президента, или — когда начались длительные переговоры с ним по Вьетнаму и вопросам ограничения стратегических вооружений, — в тиши импозантной комнаты, откуда в годы войны президент Франклин Рузвельт выступал с радиообращениями к своему народу.
Впоследствии, по решению президента, по мере того, как наши контакты участились, став почти ежедневными, была проведена прямая тайная телефонная линия между Белым домом и посольством, пользоваться которой могли только Киссинджер и я (без набора номеров, просто поднимая трубку).
Советскому руководству конфиденциальный канал гарантировал быстрый и надежный способ связи с президентом США. Его секретность обеспечивалась общей системой особой секретности деятельности Политбюро.
Никсону и Киссинджеру этот канал позволял в ряде случаев избегать давления со стороны конгресса и общественного мнения, которые не знали о переговорах по этому каналу. Белый дом при Никсоне стал не только разрабатывать политику, но и непосредственно осуществлять ее.
Никсон сказал, что канал связи осуществлять через госсекретаря и посла – „Киссинджер-Добрынин”.
Оглядываясь назад, могу уверенно сказать, что без такого канала и его конфиденциальности не были бы достигнуты многие ключевые соглашения по сложным и противоречивым вопросам, не снималась бы оперативно опасная напряженность. Берлин, Куба, Ближний Восток, основные соглашения по ограничению стратегических вооружений, наконец, все деликатные переговоры по подготовке встреч на высшем уровне — все это шло через конфиденциальный канал.
Так начались наши уникальные отношения с администрацией Никсона-Киссинджера. Мы были одновременно и противниками, и партнерами по сохранению мира.
В октябре 1969 года Добрынину было поручено передать в администрацию США предложение Советского Союза о начале переговоров об ограничении гонки вооружений. С ноября 1969 по май 1972 года велись активные переговоры по закрытой линии.
22-30 мая 1972 года состоялся официальный визит президента США Ричарда Никсона в СССР.
Это был первый в истории визит высшего американского руководителя в Советский Союз, если не считать пребывания президента Франклина Рузвельта в 1945 году на Ялтинской конференции.
Для самого Никсона посещение Москвы было вторым. Первый раз он приезжал в июне 1959 года в качестве вице-президента, чтобы договориться о визите первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева в США.
Визит американского лидера длился неделю, за это время был подписан целый ряд стратегически важных документов, в том числе Договор об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО) и Временное соглашение о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений (ОСВ-1).
Цитаты Ричарда Никсона
«Поскольку наши сильные стороны так велики, мы можем позволить себе честно оценить наши слабости». ― Ричард Никсон, Инаугурационная речь президента США.
*****
«Только если мы будем активно действовать, выполняя свои обязательства за границей, мы останемся великой нацией, и только если мы останемся великой нацией, мы будем действовать успешно, решая наши проблемы дома» — Ричард Никсон.
*****
«Военная безопасность должна опираться, в конечном счете, на экономическую и политическую стабильность. Одним из следствий быстроты изменений в сегодняшнем мире является то, что больше не может быть статической стабильности; может быть только динамическая устойчивость. Нация или общество, которые не успевают за изменениями, рискуют разлететься на части. Важно, чтобы мы признавали это, но не менее важно помнить о том, что, пытаясь сохранить динамическую стабильность». – Ричард Никсон.
*****
«Всегда делай все возможное. Никогда не унывай. Никогда не будь мелочным». – ― Ричард Никсон
Джеральд Р. Форд (Gerald R. Ford) 38-й президент США с 1974 по 1977 год
Gerald R. Ford
Срок президентских полномочий с 9 августа 1974 г. – 20 января 1977 г.
Когда Джеральд Р. Форд принимал присягу 9 августа 1974 года в качестве нашего 38-го президента, он заявил: «Я принимаю пост президента при чрезвычайных обстоятельствах… Это исторический час, который тревожит наши умы и ранит наши сердца».
Во внешней политике Форд действовал решительно, чтобы сохранить власть и престиж США после краха Камбоджи и Южного Вьетнама. Предотвращение новой войны на Ближнем Востоке оставалось главной задачей; Оказывая помощь Израилю и Египту, администрация Форда помогла убедить две страны принять временное соглашение о перемирии. Разрядка с Советским Союзом продолжалась. Президент Форд и советский лидер Леонид И. Брежнев установили новые ограничения на ядерное оружие.
Цитаты Джеральда Форда
«У меня большой опыт общения с людьми умнее меня». ― Джеральд Форд
*****
«Никогда не довольствуйтесь меньшим, чем ваши самые лучшие усилия» ― Джеральд Форд.
*****
«Если бы я снова поступил в колледж, я бы сконцентрировался на двух областях обучения: учился бы писать и выступать перед аудиторией. В жизни нет ничего важнее, чем умение эффективно общаться». ― Джеральд Форд
*****
«Чем усерднее ты работаешь, тем больше тебе везёт». ― Джеральд Форд
*****
«Правительство, не достаточно большое, чтобы дать вам всё, что вы хотите. Но это правительство, достаточно большое, чтобы отобрать у вас всё, что у вас есть». – Джеральд Форд
*****
Джимми Картер (Jimmy Carter) был 39-м президентом США с 1977 по 1981 год.
Jimmy Carter
Его президентский срок полномочий с 20 января 1977 г. – 20 января 1981 г.
Jimmy Carter был удостоен Нобелевской премии мира 2002 года за работу по поиску мирных решений международных конфликтов, продвижению демократии и прав человека, а также содействию экономическому и социальному развитию.
В международных делах Картер установил свой собственный стиль. На Ближнем Востоке благодаря Кэмп-Дэвидскому соглашению 1978 года он помог установить дружеские отношения между Египтом и Израилем. Ему удалось добиться ратификации договоров о Панамском канале. Опираясь на работу предшественников, он установил полные дипломатические отношения с Китайской Народной Республикой и завершил переговоры по договору ОСВ-2 об ограничении ядерных вооружений с Советским Союзом.
Цитаты Джимми Картера
«Америка не изобрела права человека. В самом прямом смысле… права человека изобрели Америку». ― Джимми Картер
*****
«Я верю, что добиться успеха в жизни может каждый, независимо от природного таланта или среды, в которой мы живем. Это основано не на измерении успеха человеческим соперничеством за богатство, имущество, влияние и славу, а на следовании Божьим стандартам истины, справедливости, смирения, служения, сострадания, прощения и любви». ― Джимми Картер, Наши ценности, находящиеся под угрозой исчезновения: моральный кризис Америки.
*****
«Мы стали не плавильным котлом, а красивой мозаикой. Разные люди, разные верования, разные стремления, разные надежды, разные мечты». ― Джимми Картер.
****
«Неудача — это реальность; мы все иногда терпим неудачу, и это болезненно, когда мы это делаем. Но лучше потерпеть неудачу, стремясь к чему-то прекрасному, сложному, авантюрному и неуверенному, чем сказать: «Я не хочу пытаться, потому что у меня может не получиться полностью». ― Джимми Картер, Источники силы: размышления над Писанием для живой веры.
*****
«Больше, чем какая-либо другая страна, Соединенные Штаты почти постоянно были вовлечены в вооруженные конфликты и через военные союзы использовали войну как средство разрешения международных и местных споров. С момента рождения Организации Объединенных Наций мы видели, как американские войска участвовали в боевых действиях в Афганистане, Боснии, Камбодже, Доминиканской Республике, Сальвадоре, Греции, Гренаде, Гаити, Ираке, Корее, Косово, Кувейте, Лаосе, Ливане, Ливии, Никарагуа, Панаме, Сербии, Сомали и Вьетнаме, а в последнее время — со смертельным исходом в Пакистане, Сомали, Йемене и других суверенных странах. В некоторых из этих стран не было «ботинок на земле»; вместо этого мы использовали высотные бомбардировщики или беспилотники с дистанционным управлением. В этих случаях мы редко признаем огромные человеческие жертвы и продолжительные страдания людей в зонах боевых действий.» – Джимми Картер, Призыв к действию: женщины, религия, насилие и власть.
*****
Кто получает всё? 366 ежедневных размышлений от 39-го президента Джимми Картера
«В начале двадцатых годов мужчина начал коллекционировать картины, многие из которых впоследствии стали знаменитыми: Пикассо, Ван Гог и другие. За десятилетия он собрал прекрасную коллекцию.
В конце концов, любимого сына мужчины призвали в армию и отправили во Вьетнам, где он погиб, пытаясь спасти своего друга.
Примерно через месяц после окончания войны молодой человек постучал в дверь опустошенного отца. «Сэр, — сказал он, — я знаю, что вы любите великое искусство, и я принес вам кое-что не очень великое». Внутри пакета отец нашел портрет сына. Со слезами на глазах отец сказал: «Я хочу заплатить тебе за это». «Нет, — ответил молодой человек, — он спас мне жизнь. Ты мне ничего не должен.
Отец дорожил картиной и поместил её в центр своей коллекции. Всякий раз, когда люди приходили в гости, он заставлял их смотреть на него.
Когда мужчина умер, его коллекция произведений искусства была выставлена на продажу. Собралась большая толпа восторженных коллекционеров. Первым в продажу поступил любительский портрет. По толпе прокатилась волна недовольства. «Давай забудем об этой картине!» сказал один. «Мы хотим делать ставки на ценные», — сказал другой. Несмотря на многочисленные громкие жалобы, аукционист настоял на том, чтобы начать с портрета. Наконец, садовник покойного сказал: «Я предложу десять долларов». Не услышав дальнейших предложений, аукционист крикнул: «Продано за десять долларов!» Все вздохнули с облегчением. Но затем аукционист сказал: «И на этом аукцион заканчивается». Яростные вздохи сотрясали комнату. Аукционист объяснил: «Позвольте мне прочитать условие в завещании: «Продайте сначала портрет моего сына, и тот, кто его купит, получит всю коллекцию произведений искусства. Тот, кто заберет моего сына, получит всё.
То же самое и с Всемогущим Богом. Кто берет своего Сына, тот получает всё».
― Джимми Картер. Через год с Джимми Картером: 366 ежедневных размышлений от 39-го президента
Рональд Рейган (Ronald Reagan) был 40-м президентом Соединенных Штатов с 1981 по 1989 год.
Ronald Reagan
В ноябре 1985 года в Женеве прошла встреча Рональда Рейгана и Михаила Горбачёва, с которой началась новая эпоха советско-американских отношений.
Рональд Рейган, первоначально американский актер и политик, был 40-м президентом Соединенных Штатов с 1981 по 1989 год. Его срок ознаменовался восстановлением процветания с целью достижения «мира через силу» за рубежом.
Цитаты Рональда Рейгана
«Живите просто, любите щедро, заботьтесь глубоко, говорите ласково, остальное предоставьте Богу». ― Рональд Рейган
*****
«Можно многое сказать о характере человека по тому, как он ест мармеладки». ― Рональд Рейган
*****
«Я слышал, что тяжелая работа еще никого не убивала, но я говорю, зачем рисковать?» ― Рональд Рейган
*****
«В глубине души я знаю, что человек – хороший, что правильное всегда в конце концов восторжествует, и что у каждой жизни есть цель и ценность». ― Рональд Рейган
*****
«Статус-кво, знаете ли, в переводе с латыни означает «беспорядок, в котором мы находимся». ― Рональд Рейган
****
«Взгляд правительства на экономику можно выразить несколькими короткими фразами: если она движется, облагайте ее налогом. Если продолжает двигаться, отрегулируйте. И если перестанет двигаться – надо субсидировать». ― Рональд Рейган
*****
«Политика — неплохая профессия. Если вы добьетесь успеха, вас ждет много наград, если вы опозорите себя, вы всегда можете написать книгу». ― Рональд Рейган
*****
«Говорят, что политика — вторая старейшая профессия. Я узнал, что она поразительно похожа на первую». ― Рональд Рейган
*****
«Федеральное правительство не создавало штаты; штаты создали федеральное правительство». ― Рональд Рейган
******
«Первая обязанность правительства — защищать людей, а не управлять их жизнями» — Рональд Рейган
******
«Не бойся видеть то, что видишь». ― Рональд Рейган
*****
«Временами я задавался вопросом, как бы выглядели Десять Заповедей, если бы Моисей провел их через Конгресс США». – Рональд Рейган
*****
«Ни одно правительство никогда добровольно не уменьшает себя в размерах. Государственные программы, однажды запущенные, никогда не исчезнут. На самом деле правительственное бюро — это самое близкое к вечной жизни существо, которое мы когда-либо видели на этой земле!» ― Рональд Рейган
*****
«Социализм работает только в двух местах: в раю, где он не нужен, и в аду, где он уже есть». ― Рональд Рейган
*****
«Правительство похоже на ребенка: пищеварительный тракт с большим аппетитом на одном конце и отсутствием чувства ответственности на другом». ― Рональд Рейган
*****
«Мир — это не отсутствие конфликта, это способность урегулировать конфликт мирными средствами». ― Рональд Рейган
*****
Базовые источники:
- Официальный сайт Белого дома США – whitehouse.gov
- Воспоминания Добрынина Анатолия Фёдоровича – Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)
А. Ф. Добрынин 6 марта 1986 года был избран Секретарём ЦК КПСС по международным вопросам и покинул Вашингтон, чтобы занять эту должность. Так завершилось рекордное в истории советской дипломатии 24-летнее пребывание Анатолия Добрынина на посту посла в США.
