Алые паруса — повесть Александра Грина о непоколебимой вере и всепобеждающей, возвышенной мечте.
Каждый может постараться помочь мечте исполнится.
- Алые паруса — написана повесть в 1916—1922 годах.
- Автор Александр Грин (1880—1932).
Фрагмент Алый «Секрет» из повести Алые паруса Александра Грина
- Никогда ещё большой корабль не подходил к этому берегу.
У корабля были те самые паруса… — Алые паруса. Они ясно и неопровержимо пылали с невинностью факта, опровергающего все законы бытия и здравого смысла.
- Мужчины, женщины, дети впопыхах мчались к берегу…
Скоро у воды образовалась толпа, и в эту толпу стремительно вбежала Ассоль.
- … Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом отошли от неё, и она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с лицом не менее алым, чем её чудо, беспомощно протянув руки к высокому кораблю.
- От него отделилась лодка, полная загорелых гребцов; среди них стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она знала, смутно помнила с детства.
Он смотрел на неё с улыбкой, которая грела и торопила.
Но тысячи последних смешных страхов одолели Ассоль
Смертельно боясь всего — ошибки, недоразумений, таинственной и вредной помехи — она вбежала по пояс в тёплое колыхание волн, крича: — Я здесь, я здесь! Это я!
- Тогда Циммер взмахнул смычком — и та же мелодия грянула по нервам толпы, но на этот раз полным, торжествующим хором.
От волнения, движения облаков и волн, блеска воды и дали девушка почти не могла уже различать, что движется: она, корабль или лодка — всё двигалось, кружилось и опадало.
- Но весло резко плеснуло вблизи неё; она подняла голову. Грэй нагнулся, её руки ухватились за его пояс.
Ассоль зажмурилась; затем, быстро открыв глаза
смело улыбнулась его сияющему лицу и, запыхавшись, сказала: — Совершенно такой.
— И ты тоже, дитя моё! — вынимая из воды мокрую драгоценность, сказал Грэй. — Вот, я пришёл. Узнала ли ты меня?
- Она кивнула, держась за его пояс, с новой душой и трепетно зажмуренными глазами.
Счастье сидело в ней пушистым котёнком.
- Когда Ассоль решилась открыть глаза, покачиванье шлюпки, блеск волн, приближающийся, мощно ворочаясь, борт «Секрета», — всё было сном, где свет и вода качались, кружась, подобно игре солнечных зайчиков на струящейся лучами стене.
- Не помня — как, она поднялась по трапу в сильных руках Грэя.
Палуба, крытая и увешанная коврами, в алых выплесках парусов, была как небесный сад.
- И скоро Ассоль увидела, что стоит в каюте — в комнате, которой лучше уже не может быть.
- Тогда сверху, сотрясая и зарывая сердце в свой торжествующий крик, вновь кинулась огромная музыка.
Опять Ассоль закрыла глаза, боясь, что всё это исчезнет, если она будет смотреть.
Грэй взял её руки и, зная уже теперь, куда можно безопасно идти, она спрятала мокрое от слёз лицо на груди друга, пришедшего так волшебно. Бережно, но со смехом, сам потрясённый и удивлённый тем, что наступила невыразимая, недоступная никому драгоценная минута, Грэй поднял за подбородок вверх это давным-давно пригрезившееся лицо, и глаза девушки, наконец, ясно раскрылись. В них было всё лучшее человека.
— Ты возьмёшь к нам моего Лонгрена? — сказала она.
Да. — И так крепко поцеловал он её вслед за своим железным «да», что она засмеялась.
Теперь мы отойдём от них, зная, что им нужно быть вместе одним.
Много на свете слов на разных языках и разных наречиях, но всеми ими, даже и отдалённо, не передашь того, что сказали они в день этот друг другу.
Меж тем на палубе у гротмачты, возле бочонка, изъеденного червём, с сбитым дном, открывшим столетнюю тёмную благодать, ждал уже весь экипаж. Атвуд стоял; Пантен чинно сидел, сияя, как новорождённый. Грэй поднялся вверх, дал знак оркестру и, сняв фуражку, первый зачерпнул гранёным стаканом, в песне золотых труб, святое вино.
— Ну, вот… — сказал он, кончив пить, затем бросил стакан. — Теперь пейте, пейте всё; кто не пьёт, тот враг мне.
Повторить эти слова ему не пришлось. В то время, как полным ходом, под всеми парусами уходил от ужаснувшейся навсегда Каперны «Секрет», давка вокруг бочонка превзошла всё, что в этом роде происходит на великих праздниках.
— Как понравилось оно тебе? — спросил Грэй Летику.
— Капитан! — сказал, подыскивая слова, матрос. — Не знаю, понравился ли ему я, но впечатления мои нужно обдумать. Улей и сад!
— Что?! — Я хочу сказать, что в мой рот впихнули улей и сад.
Будьте счастливы, капитан. И пусть счастлива будет та, которую «лучшим грузом» я назову, лучшим призом «Секрета»!
Когда на другой день стало светать, корабль был далеко от Каперны. Часть экипажа как уснула, так и осталась лежать на палубе, поборотая вином Грэя; держались на ногах лишь рулевой да вахтенный, да сидевший на корме с грифом виолончели у подбородка задумчивый и хмельной Циммер.
Он сидел, тихо водил смычком, заставляя струны говорить волшебным, неземным голосом, и думал о счастье…