Отношение Николая I к июльской революции
Международное значение июльской революции было огромно. Оно сказалось и на дипломатической деятельности великих держав.
Николай I давно с беспокойством следил за внутренними делами Франции.
Полиньяку, который стал в августе 1829 г. первым министром, Николай вообще не очень доверял.
Царь считал, что Полиньяк склонен к сближению с Меттернихом и с Веллингтоном, и что его назначение не благоприятствует русско-французскому сближению, а будет тормозить его.
Но прежде всего царь тревожился по поводу провокационного характера реакционных выступлений как Полиньяка, так и самого Карла и по поводу бродивших по Европе слухов о готовящемся в Париже реакционном перевороте.
Конечно, Николай с радостью приветствовал бы такой переворот, если бы он только мог быть уверен в конечной его удаче.
Отношение Николая I к июльской революции. За несколько месяцев до июльской революции Николай поделился своей тревогой с герцогом Мортемаром, представителем Франции в Петербурге, и выразил в нарочно завуалированных выражениях такую мысль.
Монархи Европы еще могли бы помочь французскому королю, если бы вдруг началась революция против него без всякого с его стороны вызова.
Но если сам король нарушит конституцию и этим по своей инициативе вызовет революцию, то «мы тогда ничем не будем в состоянии ему помочь».
Случилось именно то, чего боялся и что предвидел Николай. 25 июля 1830 г.
Карлом X были подписаны в Сен-Клу ордонансы, фактически отменявшие французскую конституцию, а уже 31 июля,1, 2, 3, 4 августа последовательные извещения сигнального телеграфа сообщили в Петербург о трехдневной июльской битве в Париже, о победе революции, о бегстве короля, о воцарении, согласно воле победившей буржуазии, герцога Орлеанского под именем Луи-Филиппа I.
17 августа к французскому поверенному в делах барону Бургоэну явился граф Чернышев с уведомлением, что царь 1 прерывает дипломатические отношения с Францией, и приказал послать французскому посольству их паспорта. Бургоэн заявил, что желал бы лично повидаться с царем. В тот же день он получил приглашение в Елагинский дворец.
Царь встретил посла с очень мрачным видом.
С первых же слов он заявил, что не признает Луи-Филиппа законным королем Франции — «с силой ударив по столу, император воскликнул: „Никогда, никогда не могу я признать того, что случилось во Франции”».
В дальнейшем разговоре Бургоэн высказал мысль, что царь вступает на опасный путь, что коалиция против Франции не будет единой, и что Франция 1830 г. не та, чем была в 1814 г., после двадцатипятилетних войн.
Николай переменил тон: «Любезный друг, я обещаю вам не предпринимать торопливого решения… мы не объявим вам войны, примите в этом уверение, но мы условимся сообща, какого образа действий нам следует держаться в отношении Франции». Под «мы» царь понимал прежде всего монархическую Европу: Россию, Австрию, Пруссию, Англию.
Французский дипломат и царь уже отлично знали, что Англия официальная безусловно признает Луи-Филиппа, а Англия оппозиционная уже с восторгом приняла известие о июльской победе буржуазии во Франции.
Поэтому Николай поспешил сделать оговорки.
Он стал убеждать Бургоэна, что не следует доверять Англии, и что истинный друг Франции только он один, Николай: «Несмотря на все то, что мне у вас не нравится и волнует меня, я никогда не переставал интересоваться участью Франции.
И в течение всех этих дней, революции, меня тревожила мысль, что Англия, которая завидует завоеванию вами Алжира, воспользуется вашими волнениями, чтобы лишить вас этого прекрасного приобретения».
Да и Австрии не стоит верить, продолжал царь, забыв, очевидно, что ничего почти не останется от той коалиции, которой он явно хотел в начале разговора испугать Бургоэна.
Австрия боится за прочность своего владычества в Италии и искреннего сочувствия к Франции не питает.
Царь даже выразил сожаление, что в дни июльской революции народ в Париже не разграбил русского посольства и не захватил там секретной переписки.
Тогда «все были бы очень удивлены, увидев, что русский самодержец поручает своему представителю настаивать перед конституционным королем на соблюдении конституционных законов, установленных и освященных присягой».
Это было правдой: Поццо-ди-Борго, согласно желанию Николая, предостерегал Карла от гибельного шага.
Отношения с Францией после этого знаменательного объяснения не были прерваны, хотя Николай и носился некоторое время с проектом вооруженной интервенции держав Священного союза с целью восстановления династии Бурбонов во Франции.
Граф Орлов был послан в Вену, а генерал Дибич — в Берлин, чтобы сговориться об интервенции.
Но из этих двух миссий ровно ничего не вышло.
Алексей Федорович Орлов, человек умный, очень легко принял свою неудачу, в которой нисколько не сомневался, пожуировал в веселой Вене и вернулся домой.
Генерал Дибич, в противоположность Орлову, отнесся к своей миссии очень горячо и серьезно.
Прибыв в Берлин, он немедленно сообщил королю Фридриху-Вильгельму III проект Николая.
Русская армия вступает в пределы Пруссии, соединяется с прусской и вторгается во Францию.
Австрийская армия идет через Баварию к юго-восточной французской границе и т. д.
Старый Фридрих-Вильгельм даже и слушать до конца не захотел.
Ввязываться в опасную авантюру, где больше всего рискует пострадать не Россия, а Пруссия, король не желал.
Ничуть не поверил он также Дибичу, будто Австрия готова выступить против Франции.
Напротив, Меттерних поспешил дать знать в Берлин, что ничего подобного не будет.
Дибич довольно долго просидел в Берлине и уехал ни с чем.
Этот провал всех расчетов на интервенцию заставил Николая, скрепя сердце, признать Луи-Филиппа.
Но отношения с Францией были отныне безнадежно испорчены.
Царь оказался уже в 1830 г. изолированным.
Англия, куда Луи-Филипп отправил послом старого Талейрана, казалось, сблизилась с Францией.
Меттерних сохранял с Луи-Филиппом вполне корректные отношения.
Прусский король даже проявлял предупредительность к новому французскому монарху.
Так Николай совершил первую из своих капитальных дипломатических ошибок.
Два могущественных секунданта — Англия и Франция — явно отходили от России и вскоре неминуемо должны были занять позиции враждебно настроенных наблюдателей.
Впрочем, вместо оставшейся в проекте войны на Рейне царя ждала война на Висле.
Это тема — Отношение Николая I к июльской революции
От июльской революции во Франции до революционных переворотов в Европе (1830 — 1848 гг.)