Чуковский о русском языке

Чуковский о русском языке в 1962 году написал книгу «Живой как жизнь». Книга получилась интересной и востребованной.

Чуковский о русском языке

Корней Чуковский, жена Мария, сын Николай

Лексика каждой эпохи изменчива, и её невозможно навязывать позднейшим поколениям. — Чуковский Корней Иванович, — Живой как жизнь.

Чуковский о русском языке в своей книге «Живой как жизнь»

  • Осуждая современную речь, многие поборники её чистоты любят призывать молодежь:
  • — Назад к Пушкину!
  • Как некогда их отцы призывали:
  • — Назад к Карамзину!
  • А их деды:
  • — Назад к Ломоносову!
  • Эти призывы никогда не бывали услышаны.
  • Конечно, Пушкин на веки веков чудотворно преобразил нашу речь, придав ей прозрачную ясность, золотую простоту, музыкальность.
  • Мы учимся у Пушкина до последних седин и храним его заветы как святыню, но в его лексике не было и быть не могло тысячи драгоценнейших оборотов и слов, созданных более поздними поколениями русских людей.

Каждый живой язык, если он и вправду живой, вечно движется, вечно растёт. — Чуковский Корней Иванович, — Живой как жизнь.

  • Никогда ещё не выходило такого множества книг, диссертаций, популярных брошюр, газетных и журнальных статей, стремящихся так или иначе повысить нашу языковую культуру.

Отобрав наиболее серьезные книги, статьи и дельные письма – Чуковский увидел, что суждения, которые излагаются в них, легко можно распределить по таким рубрикам.

 

Вся беда нашего языка в иностранщине

  • Одни читатели непоколебимо уверены, что вся беда нашего языка в иностранщине, которая будто бы вконец замутила безукоризненно чистую русскую речь.

  • Избавление от этой беды представляется им очень простым: нужно выбросить из наших книг, разговоров, статей все нерусские, чужие слова — все, какие есть, и наш язык тотчас же вернет себе свою красоту.
  • Эти борцы с иностранщиной настроены очень воинственно, и когда Чуковский позволил себе насмешливо выразиться о каком-то литературном явлении снобизм и назвать какое-то музыкальное произведение опус, я был во множестве писем осыпан упреками за свое пристрастие к иноязычным словам.

 

Спасите нашу речь от чрезмерного засилья вульгаризмов

  • Другие читатели требуют, чтобы мы спасли нашу речь от чрезмерного засилья вульгаризмов — таких, как лабуда, шмакодявка, буза, на большой палец, железно и прочего.

 

Язык засорен диалектными словами.

  • Третьи видят главную беду языка в том, что он чересчур засорен диалектными, областными словами.
  • (Под диалектами понимались прежде всего территориальные диалекты. То есть каждый человек говорит на каком-нибудь диалекте той территории, где родился и жил.)

 

Мы слишком уж строги к областным диалектам?

  • Четвертые, напротив, негодуют, что мы слишком уж строги к областным диалектам и гоним из литературного своего обихода такие живописные речения, как лонись, осенесь, кортомыга, невздоха, а также старорусские: всуе, доколе.

 

Есть авторы, которые уродуют русский язык?

  • У пятых еще сохранились обывательские, ханжеские, чистоплюйские вкусы: им хочется, чтобы русский язык был жеманнее, субтильнее, чопорнее.
  • Увидев в какой-нибудь книге такие слова, как подлюга, или шиш, или дрыхнуть, они готовы кричать караул и пишут автору упреки за то, что он позволяет себе бесчестить и уродовать русский язык.

 

Речевой идеал

  • Шестые возмущаются, если какой-нибудь автор употребит в своей статье или книге свежее, выразительное, неказенное слово, далекое от канцелярского стиля, который и составляет их речевой идеал.
  • И таких читателей немало. Требования подобных читателей можно сформулировать так: побольше рутинных, трафаретных, бескрасочных слов, никаких живописных и образных!

 

Сложносоставные слова

  • Седьмые обрушиваются на сложносоставные слова, такие, как Облупрпромпродтовары, Ивгосшвейтрикотажупр, Урггоррудметпромсоюз и т. д. Причем заодно достается даже таким, как ТЮЗ, Детгиз, диамат, биофак.

 

  • Конечно, трогательна эта забота современных читателей о своём родном языке, о его процветании, красоте и здоровье – рассуждает Чуковский о русском языке и людях.
  • Но можно ли считать безупречными поставленные ими диагнозы? Нет ли здесь какой-нибудь невольной ошибки? — Чуковский о русском языке.

 

Чуковский о себе из биографии

  • Родился в Петербурге в 1882 году.
  • Отец, петербургский студент, покинул мою мать, крестьянку Полтавской губернии; и она с двумя детьми переехала на житье в Одессу.
  • Перепробовав много профессий, я с 1901 года стал печататься в «Одесских новостях». Писал главным образом статейки о выставках картин и о книгах. Иногда — очень редко — стихи.

В Лондоне целые дни проводил в библиотеке

  • В 1903 году газета послала меня корреспондентом в Лондон.
  • Корреспондентом я оказался из рук вон плохим.
  • Вместо того чтобы посещать заседания парламента и слушать там речи о высокой политике, я целые дни проводил в библиотеке Британского музея.
  • Английский язык я изучил самоучкой.
  • Читал Карлейля, Маколея, Хэзлитта, де-Куинси, Мэтью Арнолда.
  • Очень увлекался Робертом Браунингом, Россетти и Суинберном.
  • Газета перестала печатать мои письма из Лондона, далекие от злободневной тематики.

 

Вернулся в Россию

  • Письмами заинтересовался Валерий Брюсов и пригласил меня в свой журнал «Весы», где я начал усердно сотрудничать.
  • Вернувшись в Россию, я пережил в Одессе дни броненосца «Потемкина», побывал на мятежном корабле и познакомился со многими повстанцами.

Настроения боевого подъема, которыми в те дни жила Россия, естественно, захватили меня.

  • Поэтому, приехав в Петербург, я, под влиянием революционных событий, затеял издание сатирического журнала «Сигнал».
  • К сотрудничеству в журнале привлек Куприна, Сологуба, Тэффи, Чюмину, Дымова, Вл. Тихонова и многих других.
  • После четвертого номера я был посажен в тюрьму и отдан под суд «за оскорбление величества», «царствующего дома» и т. д. Защищал меня при закрытых дверях знаменитый адвокат О. О. Грузенберг и добился моего оправдания.

 

  • Сидя в «предварилке», я стал переводить Уолта Уитмена, которым горячо увлекался. В 1907 году мои переводы вышли отдельной книжкой в издательстве «Кружок молодых» при Петербургском университете. Переводы были слабы, но книжка имела огромный успех, так как поэзия Уитмена вполне гармонировала с тогдашними литературными веяниями.

 

  • В конце 1906 года я переехал в финское местечко Куоккалу, где сблизился с И. Е. Репиным. Я горячо полюбил Илью Ефимовича, часто позировал ему для его картин и в течение нескольких лет редактировал его мемуары, часть которых он написал по моему настоянию. Эти мемуары, названные Репиным «Далекое близкое», впервые вышли в Москве лишь в 1937 году.
  • Там же, в Куоккале, познакомился я с В. Г. Короленко и Н. Ф. Анненским. Бывали месяцы, когда я посещал их почти ежедневно.
  • К этому времени у меня появилось немало друзей и знакомых в литературно-артистическом мире: я близко узнал Алексея Толстого, Леонида Андреева, Н. Н. Евреинова, Аркадия Аверченко, Тэффи, Минского, Александра Бенуа, Кустодиева, Добужинского, Шаляпина, Комиссаржевскую, Яворскую, Собинова, — и нашел истинного друга в лице академика Анатолия Федоровича Кони.

 

О Некрасове

  • Академик А. Ф. Кони, обладавший огромным фондом некрасовских рукописей, прочёл мои газетные статьи о Некрасове и решил предоставить мне хранившиеся у него материалы.
  • Количество рукописей было так велико, что мне потребовалось несколько лет для исследовательской работы над ними. Достаточно сказать, что здесь находились черновые и беловые рукописи поэмы «Кому на Руси жить хорошо», рукопись поэмы «Княгиня Волконская», черновики сатиры «Современники» и т. д., и т. д.

Шесть лет я трудился над новым изданием Некрасова в книгохранилищах Москвы и Ленинграда.

Самый процесс этой кропотливой работы дал мне глубокое душевное удовлетворение.

  • Было приятно уйти от суетливой и пестрой газетной и журнальной поденщины к научной сосредоточенной деятельности.

Я был воистину счастлив, что могу дать советским читателям освобожденные от многолетних искажений подлинные тексты Некрасова.

  • Работа была неблагодарная, незаметная, трудоемкая, но это-то и привлекало меня к ней.
  • Один реальный комментарий к поэме «Кому на Руси жить хорошо» отнял у меня около полугода. Чтобы прокомментировать сатиру «Современники» и разъяснить содержащиеся в ней намеки на тогдашних финансовых деятелей, я должен был целые месяцы изучать биржу семидесятых годов.

 

  • Закончив главный труд своей жизни — полное собрание стихотворений Некрасова (1926), научно прокомментированное, исцеленное от ран и увечий, нанесенных им царской цензурой, я написал ряд историко-литературных этюдов, связанных с эпохой Некрасова.
  • Эти этюды — «Лев Толстой и Дружинин», «Неизвестный Петров», «Жизнь и смерть Николая Успенского», «Василий Слепцов» и др. — вошли в мою книгу «Люди и книги шестидесятых годов». Плодами детального изучения этой эпохи были также два «Некрасовских сборника».

 

Книга «От двух до пяти»

  • Эта книга никогда не была бы написана, если бы у меня не было четверых детей, а теперь уже и пятерых внуков, и пятерых правнуков и, если бы общение с детьми — своими или чужими — не было моим любимейшим отдыхом.
  • Книга эта выдержала семнадцать изданий, и для каждого нового издания я исправлял и расширял ее текст, так как все это время ко мне шли непрерывным потоком тысячи и тысячи писем от воспитателей, матерей и отцов, сообщавших мне свои наблюдения над детьми.

 

Сказки Чуковского  — список по годам

  • 1912 — Собачье царство
  • 1915 — Крокодил
  • 1921 — Тараканище
  • 1922 — Топтыгин и Луна
  • 1923 — Мойдодыр
  • 1924 — Муха-цокотуха
  • 1924 — Телефон
  • 1924 — Топтыгин и Лиса
  • 1925 — Федорино горе
  • 1925 — Бармалей
  • 1926 — Путаница
  • 1926 — Чудо-дерево
  • 1927 — Краденое солнце
  • 1928 — Так и не так
  • 1929 — Айболит
  • 1935 — Приключения белой мышки
  • 1942 — Одолеем Бармалея!
  • 1945—1946 — Приключения Бибигона.

 

Чуковский — до и после войны

  • Когда началась война, я вместе с Евг. Петровым и А. Н. Афиногеновым стал работать в англо-американском отделе Совинформбюро и в течение первых месяцев войны писал для этого отдела статьи.
  • После окончания войны я опять отдался излюбленным темам.
  • Написал новую книгу — «Мастерство Некрасова», проредактировал двенадцатитомное собрание его сочинений, закончил первый том своих воспоминаний: о Горьком, Короленко, Куприне, Леониде Андрееве, Блоке, Луначарском, Маяковском и др.
  • Опубликовал книжку о языке «Живой как жизнь» и, поглощенный этой увлекательной работой, не заметил, как подкрался ко мне 1962 год и мне исполнилось восемьдесят лет. Дата, конечно, не очень веселая.
  • Но словно для того, чтобы хоть отчасти утешить меня, этот год послал мне нечаянную радость: книга моя «Мастерство Некрасова» была удостоена Ленинской премии.
  • В этом же году Оксфордский университет присудил мне почетное звание Доктора литературы. Для получения этого звания я был приглашен в Англию — через шестьдесят лет после моего пребывания в этой стране — и с большим удовольствием провел там весь май среди новых — милых и радушных — друзей.

Оглядываясь на свой долгий писательский путь, я нахожу на нём немало ошибок, неверных шагов и провалов.

Но одна черта в некоторой мере искупает мои недостатки: абсолютная искренность. В качестве критика я, если бы даже хотел, не умел бы написать о том или ином литературном явлении хоть одно неправдивое слово.

В писательской работе меня больше всего увлекает радость изобретения, открытия.

Эту радость я впервые почувствовал, когда сочинял свои сказки, форма которых, уже не говоря о сюжетах, была в нашей литературе нова.

 

1964 год

Жизнь моя подходит к концу. «И утро, и полдень, и вечер мои позади».

  • И мне все чаще вспоминаются строки любимого моего Уолта Уитмена:
  • Стариковское спасибо, — пока я не умер,
  • За здоровье, за полуденное солнце, за этот неосязаемый воздух,
  • За жизнь, просто за жизнь…
  • За любовь, за дела и слова, за книги, за краски и формы,
  • Как солдат, что воротился домой по окончании войны,
  • Как путник, из тысяч, что озирается на пройденный путь,
  • На длинную процессию идущих за ним, —
  • Спасибо…: говорю я, — веселое спасибо! — от путника,
  • от солдата спасибо!

 

Но когда я беру в руки перо, меня до сих пор не покидает иллюзия, что я все еще молод и что тем, для кого я пишу, еще очень недавно исполнилось двадцать. И что у меня с ними общий язык.

Наивная иллюзия, но без нее я не мог бы ни жить, ни писать, так как (нынче я чувствую это особенно ясно) быть с молодыми — наш радостный долг.

  • Чуковский Корней Иванович – годы жизни 1882 – 1969
  • Источник: Чуковский Корней Иванович, Живой как жизнь.

Список статей на diphis.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *