Специфические черты последовательно проводимой фашистской дипломатией политики лжи и шантажа
После всего, сказанного выше, нет нужды доказывать, что метод применения комбинированных приёмов маскировки и угроз шире всего был использован в последние годы фашистской дипломатией в борьбе против Англии, Франции, Советского Союза.
Маскировка стремлением «спасти Европу» от большевиков сочеталась с угрозой «войны на Западе, если помешают вести войну на Востоке».
Специфические черты последовательно проводимой фашистской дипломатией политики лжи и шантажа. Из истории
Ремилитаризация Рейнской области, внезапная односторонняя отмена важнейших пунктов Версальского договора, авантюра с посылкой войск и самолётов в Испанию на помощь Франко — всё это проводилось неизменно с помощью угрозы войной, хотя в 1935 — 1936 гг. Гитлер вовсе ещё не был готов воевать по-настоящему.
Когда же наступил роковой 1938 год и на растерзание гитлеровцам была брошена Чехословакия, то успех угрозы войной оказался настолько полным, что с этой поры все дипломатические маскировки были отброшены фашистской Германией за явной их ненадобностью.
Чрезвычайно ярким примером самого откровенного запугивания противника является поведение Гитлера, Геринга, Риббентропа в сентябре 1938 г., когда ставился вопрос об отторжении от Чехословакии Судетской области.
Эта большая и богатая территория с населением в 2 750 тысяч человек и с громадной системой укреплений — так называемой чешской линией Мажино — прикрывала Чехословакию от вторжения с севера.
Специфические черты проводимой фашистской дипломатией политики
Уже из двух первых поспешных полётов английского премьера Чемберлена на поклон к Гитлеру — 15 — 16 сентября в Берхтесгаден и 22 сентября в Годесберг — гитлеровская клика убедилась, что англичане и французы на защиту Чехословакии не выступят и что затеваемый немцами территориальный грабёж пройдёт поэтому без помех.
Во время своей первой поездки (15 — 16 сентября) Чемберлен после слабых попыток отстоять Чехословакию согласился с требованием Гитлера, чтобы население Су-детской области, якобы тяготеющее к немцам, было без плебисцита присоединено к Германии; после этого, когда в область будут введены германские войска, можно устроить и плебисцит.
Чемберлен согласился и вылетел в Лондон, обещав, что он постарается убедить также и своих коллег по кабинету и французское правительство.
Видя, как их боятся, гитлеровские дипломаты решили, что можно продолжать.
Специфические черты последовательно проводимой фашистской дипломатией политики. Начинается поистине кампания фашистской прессы. Подготовив свой визит таким путём, «фельдмаршал» Геринг является к английскому послу Гекдерсону со следующей декларацией: «Если же Англия начнёт войну против Германии, то трудно представить исход войны.
Одно только ясно, что до конца войны не много чехов останется в живых и мало что уцелеет от Лондона».
Затем Геринг привёл Гендерсону «аккуратнейшие детали» о числе зенитных орудий в Англии и об общей неподготовленности Англии к войне.
Он также упомянул, пишет Гендерсон — и это, несомненно, было верно в тот момент, — что «германские воздушные силы численно превосходят соединённые воздушные силы Британии, Франции, Бельгии, Чехословакии». Гендерсон был близок к панике, а его принципал Чемберлен поспешил снова сесть в самолёт и полетел к Гитлеру.
Специфические черты проводимой фашистской дипломатией политики. На сей раз свидание произошло в Годесберге-на-Рейне 22 сентября.
Чемберлен с радостным лицом сообщил Гитлеру, что всё улажено, все согласны, всё, чего фюрер требовал, сделано.
Гитлер чуть-чуть помолчал и заявил: «Очень сожалею, но теперь это нас не устраивает».
По показанию Гендерсона, Чемберлен обнаружил при этом «удивление и негодование».
По-видимому, покойный английский премьер не был ещё подготовлен к столь откровенному проявлению бессовестности и издевательства со стороны своего партнёра.
Гитлер уже твёрдо знал, что ему нечего бояться.
Специфические черты проводимой фашистской дипломатией политики. На вопрос, чего же он хочет, фюрер отвечал: ему желательно, чтобы его друзья венгры и поляки тоже получили частицу чешской территории.
Кроме того, он настаивал на немедленном введении германских войск в спорную область.
Чемберлен, очень раздражённый и встревоженный, улетел обратно в Лондон.
Там он демонстративно распорядился о приведении в боевую готовность флота; французское правительство, ещё меньше желавшее воевать, чем английский премьер, призвало полмиллиона резервистов.
Всё это никакого впечатления в Германии не произвело.
Тогда 26 сентября Чемберлен написал Гитлеру убедительнейшее и ласковое письмо, доказывая, как нехорошо воевать, когда ему ведь и без войны всё дают.
Сэр Горас Вильсон, специально посланный от Чемберлена с этим письмом, прибыл к Гитлеру.
Но тут возникла новая помеха: «лишь с трудом можно было уговорить г. Гитлера выслушать письмо Чемберлена».
Дело в том, что сэр Горас Вильсон и сопровождавшие его Гендерсон и переводчик британского посольства Киркпатрик видели, что Гитлер, чего доброго, не пожелает сам прочесть письмо.
Тогда они упросили Гитлера хоть послушать чтение вслух.
Но в середине чтения фюрер вдруг воскликнул: «Нет никакого смысла вести дальнейшие переговоры», и вышел из комнаты.
Всех этих неслыханных по наглости выходок показалось мало.
На другой день после церемонии чтения письма сэр Горас Вильсон, посланец Чемберлена, снова явился к Гитлеру.
Тут уже фюрер распоясался окончательно.
Он стал дико вопить и несколько раз провизжал: «Я разгромлю чехов».
Переводчик Шмидт перевёл эту немецкую фразу (Ich werde die Tschechen zerschlagen!) английской фразой, и глагол smash (раздавить, разгромить) произнёс тоже с особым ударением: «smash-sh-sh!»
Кстати, не один Гендерсон, но и многие другие дипломаты уловили эту странную манеру: гитлеровские переводчики не говорили ровным голосом, а принимались как-то неестественно визжать, рычать и голосить всякий раз, когда доходили в своём переводе до тех мест, где только что на немецком языке визжал и голосил сам фюрер.
Очевидно, это велено было проделывать для пущего впечатления.
Гитлер заявил, что если Англии и Франции угодно воевать, то он, Гитлер, готов.
«Сегодня вторник, в будущий понедельник мы будем в войне с вами».
С тем сэр Горас Вильсон и вернулся в Лондон.
Конец известен. Пришлось Чемберлену в третий раз (29 сентября) лететь в Германию, в Мюнхен.
На сей раз в визите приняли участие и Даладье и Муссолини. 30 сентября 1938 г., на заседании «четырёх премьеров», Чехословакия была расчленена.
Гитлер захватил гораздо больше, чем первоначально предполагал.
Его оробевшие контрагенты — как английский, так и французский — ограничились смехотворной фразой, что, мол, отныне Гитлер будет уважать целостность Чехословакии.
Не прошло, как известно, и полугода, как Чехословакия была полностью занята гитлеровскими войсками без боя.
Метод запугивания привёл в данном случае к полному успеху. Зная твёрдо, что Чемберлен и Даладье не посмеют пойти на военное соглашение с СССР, гитлеровская клика могла разговаривать с обоими премьерами так, как хотела.
И всё же, если бы контрагенты Гитлера не так уж откровенно и беспомощно выражали свою растерянность, быть может, он и пошёл бы на некоторые уступки.
«Дело идёт на лад. Только держитесь твёрдо!» — шепнул на ухо Гендерсону один его немецкий знакомый из окружения Гитлера, очевидно, тогда ещё боявшийся войны.
Но до смены британского правительства «твёрдо» разговаривать с Гитлером среди английских дипломатов не было принято.
Много воды и крови утекло, пока, наконец, грубый дипломатический шантаж перестал удаваться гитлеровской клике, которой он так долго и безотказно служил.
Гитлеровская пресса с величайшим самодовольством отмечала, что Даладье, вернувшегося в конце сентября 1938 г. из Мюнхена, встречают во Франции овациями, восторгаясь тем, что он избавил свою страну от страшной опасности.
Действительно, дело дошло до таких неумеренных восторгов, что в честь Даладье решено было выбить медаль!
И это делалось после постыдной, трусливой и вероломной выдачи Гитлеру несчастной Чехословакии, понадеявшейся на франко-чехословацкий пакт.
Мудрено ли, что фашистские угрозы приобрели в 1938 — 1939 гг. совсем уж откровенный и наглый характер? Действовала «ось» фашистских держав.
Муссолини определённо заявлял: «За свою безопасность Франция должна нам платить!».
Плата требовалась немалая: Корсика, Ницца, Савойя, Тунис. В ответ со стороны Даладье следовали то как будто твёрдые заявления о неприкосновенности французских владений, то усиленные напоминания, что «двум латинским сестрам» ссориться не подобает.
А пресса Лаваля услужливо добавляла, что в конце концов насчёт Туниса можно бы и сговориться…
Метод угрозы восторжествовал в фашистской дипломатической практике окончательно, и торжество его было безраздельным.
Только ещё один раз понадобился фашизму приём маскировки.
Миролюбивые авансы и декларации, и договоры с СССР в 1939г. оказались не более как дымовой завесой для подготовки разбойничьего удара 22 июня 1941 г.
Угрозы «довершить разрушение Лондона» комбинировались с таинственной командировкой Рудольфа Гесса под видом бегства на «Мессершмитте» и с многократными «доверительными» предложениями английскому правительству «локализовать войну на Востоке, прекратив зато войну на Западе».
Представленный здесь обзор наиболее характерных приёмов дипломатии капиталистического мира, конечно, неполон.
Однако даже и этот сжатый анализ даёт возможность сделать один вывод, который напрашивается сам собой.
Оказывается, что фашистская дипломатия, следуя по стопам своих предшественников, внесла и нечто новое.
Новая черта заключалась в необычайной грубости, вызывающей наглости, в неприкрытом применении средств прямого насилия.
При этом характерно, что в относительно короткой дипломатической истории фашизма можно явственно различить два периода — до 1938 г. и после 1938 г.
В первый период к маскировкам, к «диссимуляции» своих захватнических целей, к «симуляции» якобы возвышенных своих стремлений фашисты прибегают гораздо чаще и охотнее, чем во второй период.
Объясняется это тем, что после 1938 г. фашизм в Германии, равно как и в Италии с Японией, уже не считал: для себя чего-либо невозможным и полагал излишним стесняться, церемониться и притворяться. Зачем, например, ломать себе голову, выдумывая несуществующие претензии к Советскому Союзу, когда можно просто ворваться в его пределы, не объявляя войны, и в первый же день особым приказом провозгласить всю собственность Советского Союза достоянием Германии?
Враг Советского Союза, начавший 22 июня 1941 г. разбойничье его опустошение, в пору зимних своих поражений 1941 — 1942 гг., почувствовав необходимость хотя бы задним числом выдумать «причину» войны, не нашёл ничего умнее, как сообщить германскому народу, что Советский Союз «замышлял» завоевать Германию.
При всей привычке к самой бесстыдной лжи даже Геббельс ограничился в данном случае лишь перепечаткой речи слишком уже завравшегося фюрера и воздержался от всяких комментариев.