Миссия генерала Вердера
В этой связи в конце сентября и в первые дни октября 1876 г. Горчаков попытался применить новый метод, чтобы добиться соглашения с Австро-Венгрией: он обратился в Берлин.
Герцеговинское восстание застало Германию в довольно тягостном дипломатическом положении — после отпора, данного Бисмарку Горчаковым, Деказом и Дизраэли в дни военной тревоги 1875 г.
Обострение восточного вопроса пришлось очень кстати для Бисмарка.
Восточные осложнения должны были перессорить Россию с Англией и Австрией.
В итоге Бисмарк рассчитывал лишить Францию тех союзников, которые наметились для неё в 1874 — 1875 гг., и таким образом по меньшей мере закрепить её дипломатическую изоляцию.
Вот почему канцлер всячески разжигал пламя, занявшееся на Ближнем Востоке.
Впрочем, восточный кризис представлял для Бисмарка и некоторую опасность. Она заключалась в возможности австро-русской войны.
Бисмарк очень хотел русско-турецкой, а ещё больше — англо-русской войны.
Но он боялся полного разрыва между обоими своими партнёрами по союзу трёх императоров; это заставило бы его произвести между ними выбор.
Принять сторону России или просто соблюдать нейтралитет Бисмарк считал невозможным; в этом случае Австро-Венгрия как слабейшая сторона либо была бы разбита, либо пошла бы на полную капитуляцию перед Россией.
В обоих случаях это означало бы усилена России, которое Бисмарк находил чрезмерным.
С другой стороны, Бисмарку не хотелось и стать на сторону Австрии и против России.
Он был твёрдо уверен, что русско-германская война неизбежно осложнится вмешательством Франции и превратится в тяжёлую войну на два фронта.
Бисмарк упорно работал над достижением австро-русского соглашения на основе раздела Балкан на сферы влияния между Россией и Австро-Венгрией.
При этом Австрия могла бы округлить свои владения, захватив Боснию, Россия же вернула бы себе Бессарабию, а заодно несколько ослабила бы свои силы войной с Турцией.
Бисмарк думал, что и Англия согласилась бы на такое решение при условии, что сама получит Египет.
Подтолкнув Англию на захват Египта, Бисмарк надеялся поссорить её с Францией; тем самым предупреждалась возможность повторения английского вмешательства во франко-германские отношения. Так за кулисами Бисмарк осторожно плёл свою сложную дипломатическую сеть.
Как сказано, в августе Бисмарк отклонил проект Горчакова о созыве европейской конференции.
Однако он постарался устранить неприятный осадок, который мог после этого остаться в Петербурге.
С этой целью канцлер послал в Россию фельдмаршала Мантейфеля в качестве специального представителя кайзера; ему было поручено приветствовать царя во время его приезда на манёвры в Варшаву.
Мантейфель передал царю письмо Вильгельма. Кайзер писал, что память о поведении царя с 1864 по 1870 — 1871 гг. будет руководить его политикой по отношению к России, «что бы ни случилось».
Очень скоро Бисмарку стало ясно, что, посылая Мантейфеля, он, пожалуй, перестарался. В ответном письме Вильгельму Александр II предупреждал, что, «несмотря на всё желание поддержать в восточном вопросе согласие держав, на котором основывается мир, он может оказаться вынужденным занять особую и сепаратную позицию».
На этот случай царь хотел знать, может ли он быть уверенным в помощи Германии.
Миссия генерала Вердера. На этот многозначительный вопрос Бисмарк, вопреки всем дипломатическим обычаям, не ответил ничего.
В середине сентября через русского посла в Берлине сделано было напоминание о письме царя.
Бисмарк снова уклонился от ответа.
В конце концов царю надоело ждать. Минуя дипломатический путь, он обратился к военному уполномоченному германского императора в Петербурге генералу Вердеру.
Царь попросил Вердера ускорить официальный ответ на его вопрос, будет ли Германия в случае австро-русской войны занимать такую же позицию, какую сохраняла Россия в 1870 г., во время войны Германии о Францией.
Дальше отмалчиваться было уже невозможно.
23 октября 1876 г. германский посол Швейниц получил, наконец, предписание канцлера передать русскому правительству ответ, имевший буквально неисчислимые политические последствия.
«Из внимания к дружеским отношениям трёх императоров, — писал Бисмарк, — мы сначала сделаем попытку убедить Австрию, чтобы в случае русско-турецкой войны она поддерживала с Россией мир.
Эти усилия не безнадёжны, судя по всему тому, что известно о намерениях Австрии.
Если бы они не увенчались успехом и если бы, несмотря на все наши старания, мы не смогли предотвратить разрыв между Россией и Австрией, и тогда для Германии ещё не было бы оснований выйти из состояния нейтралитета.
Но нельзя наперёд утверждать, что такая война, особенно если в ней примут участие Италия и Франция, не приведёт к последствиям, которые заставят нас выступить на защиту наших собственных интересов.
Если счастье изменит русскому оружию перед лицом коалиции всей остальной Европы и мощь России будет серьёзно и длительно поколеблена, то это не может отвечать нашим интересам.
Но столь же глубоко будут задеты интересы Германии, если возникнет угроза для австрийской монархии и для её положения в качестве европейской державы или для её независимости: это приведёт к исчезновению одного из факторов, на которых основывается европейское равновесие».
Практически этот ответ означал, что Бисмарк не позволит России разгромить Австро-Венгрию.
Только в одном случае Бисмарк готов был пожертвовать Австро-Венгрией.
В инструктивном разговоре со Швейницем, перед его отъездом в Петербург, канцлер заявил, что согласен активно поддержать Россию в случае, если она гарантирует Германии обладание Эльзас-Лотарингией.
В интимной беседе с одним из близких людей Бисмарк ещё откровеннее формулировал свои замыслы.
«При нынешних восточных осложнениях, — заявил канцлер, — единственной выгодой для нас могла бы быть русская гарантия Эльзаса. Эту комбинацию мы могли бы использовать, чтобы ещё раз совершенно разгромить Францию».
Уверенности, что такая комбинация удастся, у Бисмарка не было. Всё же он осторожно нащупывал почву —слишком уж соблазнительна была такая перспектива.
Швейниц подробно изложил Горчакову первую часть ответа Бисмарка.
«Мы ждали от вас больших вещей, — разочарованно ответил русский канцлер, — а вы привезли нам только то, что мы и так знаем давно».
В дальнейшем разговоре Швейниц прямо намекнул на то, что русская гарантия Эльзаса и Лотарингии, зафиксированная в договоре, могла бы коренным образом изменить позицию Германии.
Но Горчаков решительно отклонил такое соглашение.
«Это принесло бы вам мало пользы — заявил он. — В наше время договоры имеют очень малую ценность».
«Однако вы сами только что выражали сожаление, что мы не связаны с вами никаким договором», — ядовито отпарировал Швейниц.
В приведённых дипломатических переговорах нагляднее, чем где-либо, наметилась та расстановка сил, которая постепенно стала определяться в результате франко-прусской войны: Россия и Франция, с одной стороны, Германия и Австро-Венгрия — с другой. В 1876 г. обе эти группировки ещё не нашли своего оформления в каких-либо договорах, однако они уже достаточно отчётливо обозначились на международной арене.
Это тема — Миссия генерала Вердера
Восточный кризис (1875 — 1877 гг.)