Четыре пункта Наполеона III
Отныне война была, по сути дела, проиграна.
С высадкой союзных войск в Крыму из наступательной она становилась чисто оборонительной.
Ещё до тех пор, как высадка была фактически совершена, Наполеон III приказал сформулировать «четыре пункта», сообщить их Австрии, Пруссии и, конечно, Англии и затем от имени четырех держав предъявить их Николаю.
Пункты были приняты Англией и Австрией.
Но король прусский долго не хотел принимать участия в этом враждебном выступлении всех великих держав против царя.
Когда же он узнал, что Австрия начала постепенно занимать своими войсками те части Молдавии и Валахии, которые очищались уходящей русской армией, Фридрих-Вильгельм IV внезапно ощутил раскаяние и переметнулся на сторону царя, объявив, что разрывает подписанное с Австрией 20 апреля соглашение.
Тогда на него опять нажали из Парижа и Лондона, и король, хотя и не подписал «четырех пунктов», согласился не протестовать против того, что говорилось в них о Пруссии.
Нота была отправлена в Петербург.
Четыре пункта Наполеона III (18 июля 1854 г.).
Вот эти пункты, сформулированные окончательно 18 июля 1854 г.: Четыре пункта Наполеона III
1) Дунайские княжества поступают под общий протекторат Франции, Англии, Австрии, России и Пруссии, причем временно оккупируются австрийскими войсками;
2) все эти пять держав объявляются коллективно покровительницами всех христианских подданных султана;
3) эти же пять держав получают коллективно верховный надзор и контроль над устьями Дуная;
4) договор держав с Турцией о проходе судов через Босфор и Дарданеллы, заключенный в 1841 г., должен быть коренным образом пересмотрен.
Царь получил «четыре пункта», но ответа не давал.
Срок ему не был поставлен.
Наполеон III и Англия решили перевести армию из Варны в Крым и с этого времени до известной степени ослабили свое подавляющее влияние на Австрию.
В Вене жаловались, что, увозя свои силы в Крым, союзники оставляют Австрию лицом к лицу с грозным русским соседом.
В Австрии продолжали бояться России, несмотря ни на что.
Считали, что Россию можно разбить, но нельзя ее ослабить на длительное время: горе тем соседям, которые соблазнятся ее временной слабостью.
Наступила страшная осень 1854 г. с кровопролитными сражениями под Альмой, Балаклавой, Инкерманом, с первыми бомбардировками Севастополя.
Дипломатия бездействовала.
Союзники с беспокойством следили за неожиданно затянувшейся осадой Севастополя, сдачи которого ожидали через несколько дней после высадки.
Пришла зима с ужасающим ноябрьским штормом, с болезнями, колоссальной смертностью в лагере союзников.
В Вене русским послом был уже не Мейендорф, а Александр Михайлович Горчаков, — и Буоль, по мере роста бедствий, которые французам и англичанам приходилось зимой испытывать под Севастополем, становился все дружественнее и сердечнее к Горчакову.
Внезапная весть о смерти Николая (в феврале 1855 г.) не надолго оживила надежды на мир.
Франц-Иосиф и Буоль получили очень смутившее их странное и неприятное известие из Парижа.
Оказалось, что, как только Наполеон III получил известие о смерти Николая, он тотчас же пригласил во дворец саксонского посланника фон Зеебаха, женатого на дочери русского канцлера Нессельроде, и выразил, для передачи новому царю Александру II, свое соболезнование.
В Петербурге, конечно, ухватились за это.
Через посредство того же Зеебаха тотчас было доведено до сведения Наполеона III письмо Нессельроде к Зеебаху, в котором Нессельроде передавал благодарность Александра II Наполеону и тут же распространялся о том, что России и Франции решительно не из-за чего воевать, и что мир наступит в тот же день, когда этого пожелает Наполеон III.
Все эти неожиданные и непринятые в дипломатическом обиходе воюющих стран любезности, казалось, открывали пропасть перед Австрией, да и перед Пруссией;
там уже давно с беспокойством говорили, что страшнее всего для государств Центральной Европы возможный в будущем союз между Французской и Российской империями.
Что если оба императора, как давно советовал А. Ф. Орлов, в самом деле примирятся и затем вдвоем раздерут Австрию на части?
А тут подоспело и другое сообщение: будто Наполеон III, смущенный героической обороной Севастополя, подумывает снять осаду города.
В самом деле, как потом выяснилось, у французского императора был момент колебаний, когда он, действительно, начинал сомневаться в конечном успехе осады.
Но тут помогло ему неожиданное сообщение, разом вдохнувшее в него новую бодрость.
Дело в том, что не только при петербургском дворе и в великосветских салонах столицы с преступным легкомыслием болтали при ком угодно об отчаянном положении Севастополя, об ужасающих донесениях главнокомандующих, сначала Меншикова, потом Михаила Горчакова.
Даже сам Николай был крайне неосторожен и перед своей загадочной кончиной часто падал духом и склонен был откровенно делиться своими горестями и тревогами и с прусским послом фон Роховым и с военным прусским атташе графом Мюнстером, которых продолжал считать лучшими друзьями.
Граф Мюнстер писал обо всем, что слышал в Зимнем дворце и других дворцах Петербурга, своему другу генералу Леопольду фон Герлаху, любимцу короля Фридриха-Вильгельма IV.
Но за Герлахом шпионил другой любимец короля, первый министр Пруссии Мантейфель, и его секретный агент Техен аккуратно выкрадывал из письменного стола Герлаха эти письма.
Однако Техен, недовольный слишком скромным вознаграждением, получаемым от Мантейфеля, решил подыскать еще и другого покупателя: такового и притом несравненно более щедрого он нашел в лице маркиза де Мустье, французского посла в Берлине.
Все это выяснилось лишь много времени спустя.
Таким-то образом французский император, к своей радости, узнал, как безнадежно смотрит главнокомандующий Михаил Горчаков на перспективы обороны, насколько новый царь мало надеется отстоять крепость, как убийственно обстоит дело со снабжением русских войск боеприпасами и т. д.
Ввиду всего этого всякие попытки заключить мир до падения Севастополя были прекращены: решено было с удвоенной силой добиваться сдачи Севастополя.
27 августа 1855 г. пал Севастополь, и опять возобновилась большая дипломатическая игра.
Россия не заключала мира, — переговоры в Вене велись на конференции послов, в которой принимал участие и Александр Горчаков, русский посол в Австрии.
Но дело не двигалось с мертвой точки.
Пальмерстон, сделавшийся в начале февраля 1855 г. уже первым министром Англии, вовсе не был заинтересован в том, чтобы война окончилась тотчас после взятия Севастополя.
В Англии и во всем мире Пальмерстона вообще считали одним из главных виновников долгой, кровопролитной, разорительной войны.
Запросы в парламенте и материалы расследования, произведенного парламентской комиссией Робака, выяснили немало упущений в материальной части английской армии под Севастополем;
особых лавров во время осады англичане себе не снискали;
взяли Севастополь не они, а французы.
Словом, Пальмерстон полагал, что только после падения Севастополя и нужно развернуть большую войну.
Это для Пальмерстона означало,
во-первых, что необходимо привлечь новых союзников;
во-вторых, что следует поощрить французского императора к усилению своей армии путем новых и новых наборов.
Только тогда можно будет «поставить Россию на колени» и добыть для Англии плоды этих новых французских побед.
А что в Вене заседает конференция послов, которая никак не может договориться насчет «четырех пунктов», это, с точки зрения Пальмерстона, даже хорошо:
упорство русской дипломатии ведёт к продолжению войны на неопределенный срок, что даст возможность британскому премьеру осуществить свою программу отторжения от России ряда территорий.
В первое время после падения Севастополя Пальмерстону казалось, что все идет великолепно.
Наполеон III также думал не о мире и вёл переговоры с шведским королем Оскаром I о вступлении Швеции в войну против России.
Это тема — Четыре пункта Наполеона III (18 июля 1854 г.)
Дипломатия в годы Крымской войны и Парижский Конгресс (1853 — 1856 гг.)