Бисмарк как дипломат

«Самим провидением мне суждено было быть дипломатом: ведь я даже родился в день первого апреля», — шутил сам Бисмарк, когда бывал в хорошем настроении духа.

Острый ум подсказывал ему нужные, наиболее целесообразные решения, а конечные его цели были очень точны и вполне реальны.

От природы темперамент был у него неукротимый; порывы его Страстей в молодости были таковы, что соседи по имению называли его «бешеным Бисмарком»; но железной силой воли он умел их смирять и совсем переделал себя.

Даже в том перевороте, — иначе нельзя это назвать, — который произошел в его основных воззрениях на задачи прусской политики в 50-х годах, сказалось это умение подчинять свои бурные страсти холодному, проницательному разуму.

Монархист, феодал, типичный бранденбургский юнкер, реакционный, озлобленный революцией восточно-прусский помещик, Бисмарк кричал в 1848 — 1849 гг., что виселица должна быть «в порядке дня»; он яростно ненавидел Франкфуртский парламент, самочинно собравшийся в 1848 г.; он бурно одобрял разгон этого парламента прусскими штыками.

И, однако, тот же Бисмарк начинает понемногу понимать, что воссоединение Германии, которое неудачно пытался провести этот самый Франкфуртский парламент, все равно произойдет, и что бороться против этого безнадежно.

Лишь став во главе объединительного течения можно было спасти прусскую монархию и привилегированное положение ее дворянства.

Бисмарк отлично сознавал, что этому неизбежно будут мешать все великие, державы континента, для которых невыгодно возникновение нового могущественного государства в центре Европы.

Сообща они могут раздавить Пруссию.

Значит, политика Пруссии должна быть направлена к нейтрализации по крайней мере Франции и России.

Что с Австрией придется воевать, как с врагом объединения Германии под эгидой Пруссии, это Бисмарк предвидел еще в середине 50-х годов, считая, что никакими дипломатическими хитростями нельзя будет заставить Габсбургскую державу выйти добровольно из Германского союза. Что вообще без войны дело объединения Германии не обойдется, это ему тоже казалось бесспорным. «Не словами, но кровью и железом будет объединена Германия», — говорил он.

Еще до того, как в сентябре 1862 г. Бисмарк стал почти самостоятельным хозяином прусской внешней политики, он успел побывать последовательно на трех важных постах. Сначала он был уполномоченным прусского правительства при Франкфуртском сейме; здесь он пережил Крымскую войну и очень пристально изучал людей и положение отдельных германских государств, а особенно Австрии. Затем Бисмарк был послом Пруссии в Петербурге; тут он изучил Александра II и впервые почувствовал умного и опасного противника в Горчакове, звезда которого тогда только восходила. Наконец, после Петербурга, Бисмарк побывал короткое время послом Пруссии в Париже. Здесь он приглядывался к Наполеону III и правильно оценил сильные и слабые стороны бонапартизма. Глубже, чем кто-либо из писавших о Бисмарке, Энгельс изучил Бисмарка и назвал его как-то немецким Наполеоном III.

Таким образом, сделавшись первым министром Пруссии в расцвете сил (ему было в 1862 г. сорок семь лет), Бисмарк пришел на этот пост во всеоружии большой и разносторонней осведомленности и богатого дипломатического опыта.

Предстоявшая Бисмарку труднейшая историческая задача осложнялась тем внутренним кризисом, который переживала Пруссия.

Свою деятельность в Берлине Бисмарк начал с того, что изо всех сил боролся против намерения короля Вильгельма I отречься от престола из-за обострения конституционного конфликта между прусским ландтагом и правительством.

Король Вильгельм, вступивший на престол в 1861 г. шестидесяти четырех лет, растерялся и не видел выхода.

Это был недалекий человек, реакционер самого старого, затхлого типа; но так как, вступая на престол, он присягнул конституции, то и не считал себя вправе ее нарушить и тратить на армию те военные кредиты, которые отказался отпустить ландтаг.

Бисмарк убедил Вильгельма, что можно сколько угодно нарушать конституцию, потому что, если прусская армия поможет объединить Германию вокруг Пруссии, то не только классы, представленные в ландтаге.

Но и сам ландтаг забудут о своей оппозиции. Король покорился Бисмарку, и с тех пор, вплоть до смерти Вильгельма I в 1888 г., Бисмарк пользовался королем, как пользуются государственной печатью, прикладываемой к важным бумагам.

В частности Вильгельм I всецело предоставил Бисмарку дела дипломатические, к которым сам король органически был неспособен.

«Я не могу, как вы, имея всего две руки, разом подкидывать и ловить пять шаров», — выразился он однажды по поводу ловкости своего министра в сложной игре дипломатических интриг.

Симуляция грубоватой откровенности, которой Бисмарк так долго и с таким успехом дурачил почти всех дипломатов (кроме Горчакова), пускалась им в ход и в отношении короля Вильгельма. Король убежден был, что Бисмарк обманывает всех на свете, но только не своего монарха.

В этом старый король заблуждался: его-то самого Бисмарк как дипломат обманывал чаще, чем кого-либо, и легче, чем кого-нибудь.

Правда, от предоставления Бисмарку всей полноты фактической власти и от самоустранения от дипломатических дел король Вильгельм в конечном счете только выиграл.

Но до триумфов, которыми судьба озарила последние годы Вильгельма, в тот момент, когда Бисмарк взял в свои руки руль государства, было еще далеко.

Предстояла тяжелая борьба.

Это тема — Бисмарк как дипломат

Наполеон III и Европа. От Парижского мира до начала министерства Бисмарка в Пруссии (1856 — 1862 гг.)